– Хорошо, – не стал вдаваться в подробности Руппи, – я так и сделаю.

– Фельдмаршал выезжает завтра утром, и вам лучше последовать его примеру. Вас проводят люди полковника Лауэншельда и уже известный вам капитан Уилер.

Учить дриксенского лейтенанта, что врать и врать ли дриксенскому же фельдмаршалу, Савиньяк не собирался, для этого он был слишком умен, а значит, настоящий разговор пока не начался. Руппи погладил холодно принявшего ласку вороного и по примеру фрошера принялся смотреть вдаль, на пестрые рощи, к которым плыл птичий караван. Сколько-то дней назад эти стаи пролетели над елями Фельсенбурга. Руперт подавил совершенно излишнюю грусть. Двадцать третья осень выдавалась, мягко говоря, странной…

На мокрой отаве лежало журавлиное перо. Ничего особенного, но серый мориск резко принял в сторону. Савиньяк свесился с седла и зачем-то поднял упавший с неба сувенир. Левой рукой… Сочетание очень светлых волос с черными глазами у Арно казалось шуткой природы, но Проэмперадор в самом деле напоминал Врага… Папашу Симона это тревожило, Фельсенбург был не столь суеверен.

Руппи не слишком красиво завернул фыркнувшего Коро и осадил перед мордой серого.

– Господин Савиньяк, прошу меня простить, но что вы все-таки желаете мне сказать?

– Довольно много. – Рука в черной перчатке небрежно провела по конской гриве. – Буду откровенен. Встреться мы в Двадцатилетнюю, я бы вас убил. Таких врагов, как вы, возвращать к армии нельзя.

– Даже в обмен на таких, как ваш брат? – Руппи не ерничал, он в самом деле хотел понять.

– Таких, как мои братья – оба, – возвращать соотечественникам следует обязательно, – обрадовал Савиньяк. – Это банальная предусмотрительность на случай обычного поражения в обычной войне. К несчастью, милые традиционные войны сейчас – непозволительная роскошь, поэтому отпускать нужно подобных вам.

– Видимо… – Подобрать слова, которые не звучали бы глупо, было непросто. – Видимо, ваши выводы для меня лестны?

– Для вас – да, для Дриксены – нет. Интересуясь Фридрихом, я интересовался всей кесарией и не обнаружил никого, способного понять то, что понимает Хайнрих. Мало того, вы, то есть дриксы, находитесь в худшем положении, чем гаунау. Их ведет король, в Дриксене – пусто.

– Нужно собрать великих баронов. – А ведь и впрямь нужно, и чем скорее, тем лучше! – Только они вправе решить, может ли Ольгерд стать кесарем, конечно, если малыш еще жив…

– Ваш Ольгерд, даже если он не слабоумен, сейчас ничего не значит. Как и Карл Оллар. У лошади может быть любой плюмаж, лишь бы не подводили поводья.

– Я понимаю, что вы хотите сказать.

– Пока еще нет. Фельсенбург, вам следует смириться с тем, что впереди вас нет ничего, кроме препятствий. Они могут иметь любое обличье – закона, знамени, присяги, родни, старших по званию, по титулу, по возрасту, но это препятствия, и вам их нужно взять. Хотите вы этого или нет, значения не имеет, поскольку, повторяю, кроме вас – некому.

«Некому…» Некому спасать Олафа, некому спасать флот, некому спасать кесарию… Но Олафа вытащить удалось, а флот сейчас не главное. Ветер и звезды, неужели это он, Руперт фок Фельсенбург? Едет конь о конь со странным, куда твой Вальдес, фрошером и соглашается, что есть вещи поважнее, чем флот?!

Уснувший ночью ветер загодя набросал на мертвые травы мертвой листвы. Было тихо и до невозможности ясно, словно сказочный хозяин осени старался сделать безумный разговор проще.

– Почему я, а не Бруно? – спросил Руперт. Прозвучало фальшиво, ведь фельдмаршал однажды уже устранился. Как и бабушка Элиза. Они могли вмешаться, когда им противостоял всего-навсего Фридрих, они могли хотя бы протянуть руку, но Бруно, повязав крахмальную салфетку, ел и говорил о весенней кампании. Все, на что его хватило, – это выделить Олафу конвой и заняться войной, успешно заняться, только победой предательство не загородить…

– Почему не Бруно? – Савиньяк улыбнулся. Адъютант фельдмаршала счел бы эту улыбку оскорблением, но Руппи был наследником Фельсенбургов и будущим братом кесаря. Неизвестно какого. – Подумайте, лейтенант. Вы на это способны.

– Возможно. – Защищать честь дома Зильбершванфлоссе он не станет, это не его честь. – В Гаунау есть Хайнрих, а кто в Талиге? Вы?

– И я тоже. Не скрою, я допустил ряд серьезных ошибок, думая, что впереди меня кто-то есть. Оцени я в свое время происходящее более здраво, Талиг сейчас находился бы в несколько лучшем положении. Вы младше меня, а времени понять, что вы один, у вас нет, поэтому я с вами и говорю. Принц Бруно способен лишь на войну с себе подобными, ваши родные… «Штарквинды и Фельсенбурги» – это воля пожилой женщины, которая не учла слишком многого, чтобы впредь на нее полагаться. Ваша бабушка думала о том, как оттолкнуть Фридриха от трона, и не смотрела по сторонам.

– Дриксен – не только Зильбершванфлоссе, Штарквинды и Фельсенбурги.

– Верно. Я не исключаю, что со временем где-то поднимет голову какой-нибудь шаутбенахт или полковник, но пока слышно лишь «вождя всех варитов». Что стало с вашим адмиралом, вы знаете лучше меня. Он спасает собственную душу, а нужно спасать кесарию, так что заходите на барьер, граф. Если рядом кто-то поскачет, что ж, тем лучше для всех…

– «Дриксен верит своим морякам…» Я моряк, но все Фельсенбурги – неплохие наездники. – Почему он не удивлен, не раздавлен, не возмущен? Почему?! – Только, чтобы брать барьеры, нужен хороший конь…

– Кстати, о коне. Коро – ваш. Бруно вернул не только моего брата, что разумно, но и его мориска, а это благородно, особенно с учетом того, что ваши зильберы явно нуждаются в улучшении породы. Я не могу отплатить равной любезностью: таких, как Кан, – единицы. Таких, как Коро, – десятки, кстати он, подобно всем потомкам Роньяски, очень прыгуч.

– Я не могу принять подарок от талигойского маршала.

– Коро вам дарит виконт Сэ, а пистолеты в ольстрах – презент от адмирала Вальдеса. Пистолеты хорошие, так что лучше бы им дожить до вашей совместной экспедиции.

Не открыть ольстру было невежливо, не открыть ольстру было невозможно. Очень простой, с вороненым стволом, пистолет лег в руку так, словно Руппи знал его с детства.

– Стреляйте, – велел Савиньяк.

Лейтенант сорвал с головы шляпу, подбросил ее левой рукой, выстрелил и попал. Мастер Мартин был бы вне себя от зависти и… от восторга, а дядя Мартин не пожалел бы никаких денег за подобное диво, но такие пистолеты шады чужакам не продают. Значит, Вальдес отдал свои. Вернуть шпагу, подарить пистолеты, поделиться Бермессером и любовью ведьм…

Руппи поднял шляпу тем же способом, что Савиньяк – журавлиное перо. Пуля пробила тулью, но другой шляпы у наследника Фельсенбургов под рукой не имелось.

– Господин Савиньяк, вы не возражаете, если я испытаю еще и лошадь?

– Эномбрэдастрапэ!

– Так говорит Вальдес.

– Мне нравится, как это звучит.