Они выпили две пинты в «Тоттенхэме», затем прошли немного до Денмарк-стрит, мимо рядов гитар и усилителей, песенников, полных текстов, аккордов и мыслей Мика Джаггера, Джони Роттена[162], Курта Кобейна, Пита Доерти[163]. «Бар-двенадцать» был на другом конце улицы, это был дом «London Callin», лучший ночной клуб в Лондоне, здесь играли смесь панка, рокабилли, Oi! — все, что только нравилось хозяину.

Барнет, что руководил «London Callin» и был известен среди «челси», стоял у двери, сияя своей струммеровской улыбкой. У него была большая музыкальная родословная, он помог сохранить футбольные связи после появления независимых болельщиков и студенческих бригад. «London Callin» собирал гербертов, панков, скинов всех мастей и разносортных рок-н-ролльщиков, были там правильно разнаряженные панки и рокабилли, и все, кто угодно. После непродолжительной болтовни Рэй прошел за Полом и Джо к барной стойке, ожидая своего пива, а потом отправился в комнату, где выступали группы.

Ди-джей Донг заканчивал первую часть своего сета, продвигаясь от «See My Baby Jive» Wizzard[164]прямо к «Zorch Men» The Meteors[165].

Донг был известен, благодаря своим делам с фэнзином и размерам своего члена, который он, не колеблясь, применял к каждой твари, встретившейся на его пути. Рассказывали, что недавно в Болтоне он натянул несколько чудных кисок на капоте авто Сэма Аллардиса, но Рэй относился к этому скептически, как и к слухам о големах. От этого север выглядел более зловещим, забавляться с девками на стоянке «Reebok» — страшное дело. Аллардис мог заработать звание Большого Члена, но Рэй сомневался, что он поспорил бы с Донгом, и девушки в самом деле волочились за этим бритоголовым человеком из Южного Лондона, казалось, доверяя ему свои жизни.

Первой на сцене была Viva Las Vegas. Барнет стоял перед группой, бывший ударник Gundog Тарик отбивал ритм. Рэй был большим фанатом как Gundog, так и Argy Bargy, двух лучших групп Oi! за последние годы. Viva Las Vegas играла песни Элвиса, но в панковской манере. Это был великолепный микс, и правду говорил Джо, Пресли был панк-рокером. Рэй мог видеть связь между разными направлениями — традиционная британская музыка попала в Америку вместе с переселенцами и пошла на подъем, благодаря классовым свободам Нового Света, мутируя в блуграсс[166]и «хил-билли», новая производственная техника и динамический подход их потомков обратил ее в рокабилли и рок-н-ролл, а затем появились граммофонные пластинки, их английские родоначальники всосали эту музыку через океан, «теды»[167]создали целый культ вокруг музыки, Англия заново открыла это звучание, загоревшись им снова с Rolling Stones и породив новое племя модов, восприимчивое англо-саксонское племя откусывало куски буги-вуги, ритм-энд-блюз, рэггей, а затем рок и жесткий саунд обратился в панк, сеть быстро мутировала, снова в 2-Tone, Oi! который вколачивал в землю и оттеснял идиотов, что синтезировали панк, и США подцепили Oi! и скрестили его со ска и отправили обратно, так что парень его возраста мог слушать Rancid, Die Hunns, Social Distortion и всю остальную такую же музыку — и любить ее. Его дочери повторяли его собственный музыкальный опыт, за вычетом «аггро».

Рэй думал обо всем об этом, стоя в толпе, следя за состязанием Элвиса и Роттена и изумляясь, как хорошо на него может действовать выпивка и живая музыка. Говорят, время идет по кругу, это легкий способ все объяснить. Фундаментальные основы жизни повторяются, и он мог видеть, каким образом это знание управляется, ускоряется и замедляется с помощью некоторой ловкой пропаганды. Он слышал записи Гарри Чемпиона[168]на «Any Old Iron», так похожие на «Anarchy In The UK»[169], видел цепь блондинок: Дитрих, Вест, Монро, Мадонна. Компьютерные игры воспроизводили героизм солдат, моряков, летчиков. Он смотрел на окружавшие его лица, разных возрастов, мешанину стилей, которую приходилось признавать, что не всегда было возможно, когда он был младше. Это были несмышленыши, скинхеды и панки, дерущиеся друг с другом, панки и моды, дерущиеся друг с другом, и моды и рокеры, тоже дерущиеся. Здесь вечно кто-нибудь дрался. Он и себя считал одним из лучших драчунов.

Они снова подошли к бару, когда Viva Las Vegas закончили, загремели звуки «Runnin’ Riot»[170]у Cock Sparrer, Джо пробормотал что-то о виниле, взяв сидр, который Рэй протянул ему, и исчез, направившись в сторону Чарли Харпера, Пол был занят болтовней с одной пташкой рокабилли, подмигнул ему, взяв свой «Гиннес», и повернулся спиной. Рэй думал, это было прелестно, поднял глаза к битым телевизорам высоко на стенах, на экранах мелькали неясные изображения пустой комнаты за дверью, Донг на краю экрана смеялся вместе с полнощекой девочкой. Menace скоро прибудет, и место для них было занято. Рэй не испытывал к Menace ничего, кроме уважения, а также к Cock Sparrer и даже The Cockny Rejects, несмотря на их связи с кокни. Когда дело касалось музыки, он всегда смотрел на большой экран. Невозможно было драться с типом, который пришел послушать ту же группу, только ради нее самой, и он поступал так всю свою жизнь. Он считал, что Oi! и панк должны объединить работяг, а не вызвать новое разделение.

Он забрал свои деньги и ушел с дороги, чтобы другие могли подобраться к стойке, протиснулся к колонне, на которую оперся, и принялся за свой лагер, разглядывая лица.

— «Я не могу остаться в мире и покое, и все, что мне нужно, это нескончаемый бунт», — пел он, присоединяясь к хору голосов вместе с Колином и ребятами.

Он повернул голову и увидел панковскую пташку у барной стойки, размахивавшую десятифунтовой банкнотой в воздухе в ожидании своей очереди, она улыбнулась ему.