Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После такого мытья чувствовал себя легко, как после бани, — хорошей бани с парилкой, веником и сладким кряхтеньем на верхней полке, — эффект, в общем, был почти такой же.
Иногда ему казалось, что понемногу стали забываться ребята, с которыми он прибыл в Чили из Владивостока, история судов, привезенных его командой в Чили, планы, которые они собирались воплотить в жизнь, цели, оставшиеся недостигнутыми, все, чем они жили когда-то, но это было не так.
Время его бежало, — точнее, мчалось со скоростью паровоза, у человека только кости тряслись, брякали глухо, стукаясь друг о дружку, рождали то тепло, то холод; все чаще и чаще он садился на камень, похожий на скамью или диван, молча глядел на небо, на солнце, беспокойно закатывавшееся за обрезь океана, и думал о чем-то. О чем? Да все о своем, о жизни, о родных, и тоска все сильнее и сильнее брала его за горло, мешала дышать, и ему казалось, что он вот-вот лишится сознания… Но потом это проходило, учащенный бой сердца терял скорость, делался медленнее, дыхание приходило в норму.
Он попробовал сделать еще один рывок на волю — для начала выбраться хотя бы на материк, а уж там он пешком дойдет по пан-американской дороге не только до Сан-Антонио, но и до Сантьяго, до посольства. Наверняка в посольстве уже нет тех надутых, с висящими щеками дядьков, которые смотрели на него, как на врага народа, — на их месте сидят другие.
Может быть, эти другие почестнее, подобрее, поумнее прежних, больше похожи на дипломатов, они помогут, точно помогут…
Но одолеть океан, отделявший остров от материка, он не мог — ни вплавь, ни на лодке или плоту, ни на быстроходной доске, на которой катаются серфингисты, ни по воздуху на крыльях Икара… Не волшебник же он, в конце концов, а обычный человек. Хотя и моряк.
Чтобы добраться хотя бы до Сантьяго, нужны были деньги. А где их взять, если он ведет первобытноиндивидуальный (даже не общинный, а индивидуальный) образ жизни, в какой тумбочке или кошельке?
Надо снова пробовать, изобретать какой-нибудь бизнес. И изобрести его. Икряной бизнес он уже попробовал, — пролетел мимо, сидя на фанерке, свесив ноги… Что еще попробовать?
Разводить быков — низких, мощных, вызывающих невольное изумление своей внешностью: это не быки ведь, а какие-то мясистые жуки со спиной-диваном и больно стегающим хвостом. У этих животных от коровы осталось лишь одно — морда. Морды у них действительно были коровьи, еще, может быть, копыта, и все. Все остальное — не коровье…
Заняться сельским хозяйством? Но Москалев же капитан дальнего плавания, а не зоотехник, и не агроном, в выращивании лука и капусты смыслит не больше, чем в лечении поросят от глистов и игре на пионерском горне. В общем, в Киеве бузина, в огороде дядька или как там звучит эта древняя пословица?
Что может быть еще? Попробовать копчение рыбы? С этим делом он знаком… Или все-таки попытаться еще раз запихнуть в глотки гостей и коренных граждан Чили нежный деликатес — красную икру, не взирая на провал первой попытки?
Это дело надо хорошенько обкашлять… "Обкашлять и обкатать", — как любил говорить командир боевого корабля, где Москалев служил когда-то главным боцманом. Он рассказал о новом заходе на икряное поле Луису, но тот не поддержал его "кашель".
— Один раз ты, амиго, провалился… Ничего с той поры не изменилось. Если не боишься провалиться во второй раз — можешь попробовать.
Луис тысячу раз прав, вторую попытку нужно очень тщательно обдумать, прикинуть разные варианты, повидаться с Лурье, послушать его… Жаль, что американец уклонился от совместных действий — вот спесивый дед! — но в шкуру американца ему не влезть, слишком разные они люди, и разными матерями вскормлены…
Какой еще бизнес можно попробовать? Вновь наладиться в океан за рыбой? Но здесь у него окажется столько соперников, что даже арифмометра не хватит, чтобы всех их сосчитать. Заняться продажей чего-нибудь? Например, авокадо. Не фрукт это и не овощ, а что-то среднее, странное, в непростую минуту изобретенное природой…
Однажды на острове Пасхи он зашел на ферию — местный рынок и увидел, что под толстым деревом, на котором висели плоды авокадо (в Чили авокадо зовут пальтой), сидит индианка-рапануи и продает товар, сорванный с этого же, совершенно ничейного дерева. Сорт был хороший — черная пальта.
— Почем товар? — спросил Геннадий у индианки.
— Семьсот песо за штуку.
Кучеряво, однако. Геннадий оглядел дерево — плодов было много, индианка оборвала лишь две или три нижние ветки, сложила авокадо кучкой.
— А если я сорву авокадо с дерева сам?
— Рви, — равнодушно разрешила индианка. В конце концов, она продавала не плоды, а свой труд, только то, что было затрачено, чтобы сорвать с ветки черную пальту.
Геннадий потянулся, сорвал два плода — обед теперь был у него в кармане, авокадо, присыпанное солью, — первоклассная еда, блюдо, на сто процентов состоящее из "овощного масла"… Но если говорить о бизнесе, то капитала на продаже этого "масла" не сколотишь — слишком дешево стоят плоды "черной пальты". Надо придумывать что-то другое.
Самое лучшее — возить туристов по островам, — Робинзона Крузо, Пасхи, Сала-и-Гомес, Десоласьон и, конечно, Чилоэ: пусть любители открыть пошире от удивления рот обозревают местные примечательности, это достойный товар. В программу обязательно включить суровый мыс Горн — на любителя… Это может приносить доход. Но для того, чтобы плавать по островам, нужна яхта. А где ее взять, на какие шиши купить? Нет шишей.
Выходит, и этот вариант отпадает. Не будешь же возить туристов на обычной весельной лодке или надувном плотике… В общем, все упиралось в деньги, в мятые засаленные бумажки, пахнущие рыбой, чужим потом, машинным маслом, ветром чилийских просторов, океанской солью, прокисшей кухней и нужником — всем, что составляет жизнь нашу, является мотором, но денег не было, и руки у Москалева опускались сами по себе, словно бы из них была выкачана вся кровь.
Жизнь его была закольцована, шла по замкнутому кругу, упиралась в вигвам, в арендованные сеть и лодку, в контакты с немногими вижучами, среди которых главным для Геннадия был Луис, в купаниях в собственном озере, вода в котором казалась ему сладкой, мытьем порошком "Омо" и все. Вырваться из этого круга было почти невозможно, чтобы вырваться, опять-таки были нужны деньги…
Что делать, что делать? Этого он не знал. Все чаще он думал о том, что пора поставить на осточертевшей жизни точку. Плохо