Наташа не сомневалась: так или примерно так размышлял Петрович. А вслух он сказал:

— Кто следит-то, Наташа? Энкавэдэ?

— НКВД? Да нет, не думаю, — сказала она. — Очень странная история. Сначала какая-то безумная эстонка за мной ходила, потом она стала требовать, чтобы я продала ей свои картины, деньги предлагала несуразные. Ну, я, конечно, не поверила, такого не бывает. Потом она почему-то обиделась на меня или сделала вид, что обиделась. Побежала кому-то звонить, на меня жаловаться. И вот с тех пор трое мужиков за мной ходят целый день. Вон, посмотрите незаметно, видите, на углу стоит человек в железнодорожной форме? Так вот, я его каждый день вижу, только он все время переодевается в разное, но я-то художник, меня не обманешь…

Петрович посмотрел — довольно прямо, не скрываясь — на железнодорожника. Хмыкнул. Сказал:

— А вот я сейчас к нему подойду и задам пару вопросов. У меня, между прочим, родной племянник в милиции служит. Правда, в ГАИ, но у него и в других подразделениях кореша есть. Так что привлечем в помощь правоохранительные органы, если что.

— Ой, не надо, Эдуард Петрович! — запричитала Наталья. — Чувствую нутром, это опасные люди какие-то… Прошу вас, не делайте этого!

Но, оказывается, бывали случаи, когда старый учитель мог проявить настойчивость и отвагу, если не упрямство. Наталья вспомнила, что во время войны он, кажется, служил во фронтовой разведке и слыл специалистом по добыче «языков». Вот и решил, видно, тряхнуть стариной.

— Сейчас, сейчас разберемся, кто тут чем занимается, — бормотал он, решительно направляясь к железнодорожнику, который тут же заметил движение. И вроде занервничал. Приближение Петровича ему явно не нравилось. Он стал нерешительно оглядываться. Похоже, выбирал пути к отступлению.

«Ага! — победоносно думала Наталья. — Не ндравится? То-то же! А то думают, за меня и заступиться некому».

Петрович тоже заметил произведенный эффект и обернулся к Наташе, чтобы приободряюще ей подмигнуть: дескать, видишь, противник почти обращен в бегство.

Наташа уже радостно улыбалась ему в ответ, когда вдруг увидела, что с его лицом происходит что-то странное: веселое, почти игривое выражение сменилось тревогой, даже испугом. Испуг относился явно к чему-то, что он увидел за ее спиной. Наташа попыталась обернуться и посмотреть, что же такое его напугало, но не успела. Петрович каким-то непостижимым образом — это должен был быть настоящий прыжок — снова оказался с ней рядом и сильно толкнул ее. Наташа упала. И в ту же секунду услышала визг автомобильных тормозов. Старенькая серая «Победа» остановилась там, где только что стояла Наталья — и в миллиметре от Петровича. А может, и не в миллиметре. Похоже было, что передний бампер касается его ног. Петрович стоял на ногах нетвердо, шатался.

«Победа» и полсекунды не простояла в этом положении, резко подала назад, потом развернулась и рванула прочь. Наташа зачарованно смотрела вслед. Она была уверена, что узнала человека за рулем: это был один из той троицы, что в последние дни все время попадалась на ее пути. Один из следивших. Самый молодой из них. С узким злым ртом и длинным носом. Наталья узнала его, несмотря на то, что он нацепил на себя очки и водрузил на голову какой-то бесформенный картуз.

Но тут же она вспомнила о Петровиче. Кинулась к нему.

— Как, как вы? Вам больно? Они вас ушибли? — кричала она.

Петрович мотал головой: нет. Но был очень бледен — таким его Наталья тоже никогда еще не видала.

— Что-то мне… нехорошо, — тихо сказал он и схватился за сердце.

— «Скорую»! Нам нужна «Скорая»! — Наталья оглядывала улицу, но вокруг было пусто. Прохожие словно куда-то попрятались. И железнодорожник тоже исчез — как сквозь землю провалился.

В больницу Петрович ехать отказался. Ноги, руки целы, и слава богу — подумаешь, синяки будут, давление — и то уже в пределах нормы. И сердце уже не ноет. Нет, сказал, тоска в этой больнице, я уж как-нибудь. Но в милицию с Натальей пошел — правда, неохотно. Чувствовал, что ничего хорошего из этого похода не выйдет. Да и Наталья тоже знала это в глубине души, но надо было попытаться сделать что-то. Хотя бы для очистки совести, как выражалась тетушка.

Опер, принимавший заявление, откровенно зевал. Да еще муха к нему какая-то привязалась, летала вокруг, прицеливалась сесть на макушку. Он то пытался поймать ее, то просто прогнать, но ничего не получалось. Та ловко уворачивалась от неуклюжих рук, взлетала высоко, прямо под потолок отделения, потом снова выписывала круги, постепенно снижаясь в направлении его головы. Опер следил за ней напряженным взглядом. «Какие-то у нее личные счеты с этим милиционером, — размышляла Наталья, — может, он ее детей обидел?»

— Самка сомалийского беркута может годами преследовать человека, разорившего ее гнездо, — сказала Наталья вслух.

Опер будто поперхнулся, посмотрел на Наталью недобрым глазом, но ничего не сказал. Петрович тоже глядел с недоумением.

«Ой, действительно, зачем это я? Надо быть сдержаннее! А то я этак не добавлю себе шансов на доброжелательность милиции».

— Что же это получается, гражданка Шонина, — заговорил наконец милиционер, — какая-то машина с человеком, в котором вы, как вам кажется, узнали своего преследователя, чуть было не совершила на вас наезд… Но ведь чуть было — не считается. Нет такого состава в УК. Можно, конечно, было бы привлечь водителя за неосторожное вождение, оштрафовать рублей на 50… Что там есть еще? Можно, наверно, было бы злостное хулиганство предъявить. Если бы можно было его доказать.

— Это не хулиганство, это покушение на убийство! — вскричала Наталья.

— Ну, вы и скажете тоже… Убийство! Для такого серьезного обвинения солидные доказательства необходимы… Мотивы и прочее… Какие, к примеру, у этого человека могут быть мотивы, если он вас даже знать не знает? Как вы считаете? Из-за того, что вы с покупательницей ваших картин не сторговались? Кто же в такое поверит?

— Я не знаю… но факт остается фактом: водитель «Победы» пытался меня сбить, и сбил бы, если бы не присутствующий здесь Эдуард Петрович… который спас мне жизнь. Если бы не он, вы бы сейчас, возможно, убийство расследовали…

— Если бы да кабы, да во рту росли грибы… Что нам расследовать, если вы даже номер не запомнили… А свидетели происшествия? Как это так получается, что никто ничего не видел?

— Вы что хотите сказать, что я все выдумала? — рассердилась Наталья.

— Ничего я не хочу сказать… Но по закону необходимы свидетели. И если их нет…

— А разве Эдуарда Петровича недостаточно?

— Ну, он все-таки как бы заинтересованное лицо… нам хотя бы одного незнакомого с вами человека иметь… если бы вот этого товарища железнодорожника найти…

— Он такой же железнодорожник, как я балерина…

— Это лишь ваши предположения… теоретически можно было бы на вокзале сделать объявление…