И я, клянусь богом, я переписываю свой план Вселенной именно здесь и сейчас. Потому что все мои инстинкты подсказывают мне одно – запустить палочками для еды ему в голову. Прицелиться и попасть прямо в глаз, в самый зрачок. Но я вдыхаю и выдыхаю, открываю глаза и глубоко копаюсь в себе, пока не нахожу силу воли. И даже если это происходит лишь в моей голове, даже если все, на что я способна, – закрыться на кухне, чтобы отдохнуть от него несколько минут, я начинаю прокладывать новый маршрут – как можно дальше отсюда.

* * *

Но уйти мы не можем, пока не придет так называемая медсестра. Райна копается в смартфоне, так что я ухожу в свою комнату, где в свое время трансформировалась из Уильяма в Уиллу, а теперь хочу просто побыть собой. Когда я съехала отсюда, родители превратили ее в кабинет отца, хотя у него уже был кабинет и хотя я просила ее не трогать, пусть и довольно нерешительно.

Стены, когда-то ярко-красные, теперь оклеены плотными обоями в клетку. В углу, где стояла моя кровать, – книжная полка. Все остальные полки заставлены фотографиями отца с теми знаменитостями, чью жизнь он изменил: среди них Джордж Буш-старший, Брюс Спрингстин, Лиз Тейлор (!!). Усевшись в рабочее кресло, я пытаюсь вспомнить, каково в этих стенах быть пяти-, девяти-, шестнадцатилетней, держать так много в себе. Откинувшись в кресле, закрываю глаза, качаюсь туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда и слушаю, как скрипят ножки. Потом вспоминаю про шкафчик сбоку от ванной. Дверная ручка с минуту не поддается, но потом дверь открывается.

Я нахожу здесь все – все вещи своей прежней жизни, все воспоминания о том, кем я была и кем стала. Мартенсы так и стоят на полу, будто ждут те ноги, которые уйдут в них отсюда. Мои толстовки с эмблемой Бостонского университета аккуратно сложены в стопки.

Свадебное платье, бережно упакованное, висит сзади. Я медленно расстегиваю мешок для одежды, оттягиваю время, наслаждаюсь моментом, не зная, будет ли оно таким же красивым, как в моих воспоминаниях, не зная, была ли сама в тот день такой же восхитительной, какой помню себя в тот день. Потому что я помню себя красивой и восхитительной. Несмотря на то, что случилось, и на все, что между нами было.

Мы с Шоном поженились под хупой из свежего бамбука, зеленого винограда, кремовых роз, ветвей ивы, гортензий и дельфиниума. Как все еврейские новобрачные, я обошла вокруг Шона семь раз. Считается, что после этого обряда женщина принадлежит мужу. Сейчас это многими трактуется иначе: женщина принадлежит семье. И я почувствовала желание посвятить себя своей собственной семье, начать новую жизнь, хотя и любила родительскую семью трудной, запутанной любовью. Ребе объявил нас мужем и женой, Шон, подняв ногу, раздавил бокал вина, и все гости закричали:

– Мазл тов!

И мы целовались под этой хупой из бамбука, винограда, роз, ветвей ивы, гортензий и дельфиниума. Он чуть наклонил меня в сторону, а потом выпрямился. Я подумала: наконец-то. А он сказал:

– Я рад, что не накосячил.

Тогда мне и в голову не пришло, что надо бы ему сказать: я тебя люблю! Или: это лучший день в моей жизни! Или еще что-нибудь в том же духе. Но не: я рад, что не накосячил! И не: наконец-то! – пусть даже я произнесла это про себя.

Расстегнув мешок, затаив дыхание, достаю платье. Вот оно – все такое же прекрасное, как в моих воспоминаниях. Кружево так же безукоризненно, отделка ручной работы так же изящна, изгиб в талии подобен лебединой шее, ткань, богатая, великолепная – настоящее чудо. Пытаюсь собраться с силами и вновь застегнуть мешок, оставить воспоминания там, где их место, в неведении о том, что станет с Шоном и со мной, что ждет в будущем… Но мозг упорствует, пальцы дрожат. И я понимаю – я не смогу этого сделать. Нельзя так просто закрыть то, что я открыла.

Поэтому я делаю шаг назад, к двери, откуда вышла. Но далеко уйти не успеваю, потому что, споткнувшись обо что-то на своем пути, падаю на пол. Смотрю вниз и вижу скейтборд, который папа подарил мне на двенадцатилетие. Прежде я его не замечала. А может быть, он стал напоминанием, может быть, обладает своим собственным мнением по этому вопросу.

Забавно, думаю я, хотя здесь нет ничего забавного. Я могу притворяться, что все, чего я хочу, – быть Уиллой. Но, может быть, она – совсем не я. И даже никогда мной не была.

Рискни начать новую жизнь!

Ванесса Пайнс, Уилла Чендлер

Шаг четвертый: будьте самими собой!

(но измените масштаб).

Вкратце: Мы не станем советовать вам стать не собой, а кем-то еще. Вы один такой на свете, так зачем стараться стать другим? Но это не значит, что не нужно стараться сиять чуть ярче, ставить планку чуть выше, прыгать с Бруклинского моста (см. предыдущие главы). Чендлер полагает, что быть собой – это все, что вам нужно. И, конечно (да здравствует естественная красота!), так и есть. Но тем не менее нужно стремиться к тому, чтобы стать самой лучшей версией себя. Это проще, чем вы думаете, но вместе с тем и сложнее. Дальше мы расскажем, как мы мчались к самим себе, но в улучшенном варианте, зная, что путь наш может быть небезопасен, но если мы ухватимся за воздух, мы сможем дотянуться до звезд.

* * *

(просмотреть)

На обеих фотографиях Шона отметила неуловимая Эрика Стоппард, и я благодарна ей за то, что не додумалась изменить личные настройки для друзей своих друзей. Они учатся играть в гольф – впереди голубое небо, позади буйная зелень. Шон загорел и улыбается, он счастлив, как когда-то был счастлив со мной, – одной рукой обнимает ее за талию, другая на плече незнакомого мне парня, отмеченного как Питер Чин. Питер же в свою очередь обвил за талию некую Нэйбов Слоткин. Я смотрю на них, придвигаюсь к экрану вплотную и смотрю внимательнее. Эрика прекрасна – длинные ноги, роскошные почти черные волосы, блестящая кожа, ровные белые зубы. У нее ямочки на обеих щеках, и она улыбается в камеру, как будто точно знает – она сразит всех мужчин на площадке в восемнадцать лунок. Она уверена в себе. Она самоуверенна. Она совсем не похожа на меня.

В дверь стучится Никки, и я быстро захлопываю ноутбук.

– Порно смотрите? – интересуется он, шлепаясь на мою кровать.

– Что?

– Да ладно вам, тетя Уилла! Мне двенадцать, я знаю, что такое порно, – кувыркнувшись вперед, он кладет голову между руками, а локти растопыривает в стороны.

– Ну… мне кажется, тебе лучше обсуждать такие вещи с дядей.

– Нет, – говорит он, – порноэксперт мне не нужен.