Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сейчас на сцену выйдет наша великолепная русская звезда Лидия Русланова!
Русланова пела, трибуны трещали от успеха. И вдруг Гаркави заметил бегущую по стадиону женщину, которая направлялась прямо к сцене. Подлетев к Руслановой, женщина сняла с плеч огромный платок с народным орнаментом и подарила его артистке. Стадион был просто в восторге от такого жеста.
– Вот какой щедрый русский народ! – воскликнул Гаркави в микрофон.
Следующим номером в концерте должна была выйти на сцену узбекская певица Эльмира Уразбаева.
– А где же представители солнечного Узбекистана? – обратился Гаркави к зрителям.
Тут с трибуны выбежал какой-то мужчина в тюбетейке. Подбежав к Уразбаевой, он демонстративно снял с себя наручные часы и с гордостью вручил артистке.
Когда подошло время объявить следующий номер, Михаил Гаркави обратился к Кобзону:
– Ёся, будь начеку! Сейчас евреи понесут мебель!
Михаил Гаркави
Еще одним человеком, ставшим живой легендой и эстрады, и персонажем множества баек, был Николай Павлович Смирнов-Сокольский. Он также был участником пресловутых совещаний у Фурцевой.
Нина Бродская:
Артист по призванию, Смирнов-Сокольский был библиофил, собравший уникальную библиотеку первых и прижизненных изданий русских классиков XVIII–XX столетий. Он также собрал библиотеку литературных альманахов и сборников книг, запрещенных царской цензурой. Народный артист РСФСР Смирнов-Сокольский обожал эстраду всей душой, писал куплеты, фельетоны на злободневные темы, был блестящим острословом, скоморохом, сыпавшим шутками, невзирая на лица. Равнодушных к нему не было. Одни его любили, другие боялись. Жена его Софья Резниковская часто жаловалась: «Коля! Опять меня позвали выступать в Кремль, там все в бриллиантах, а я буду выглядеть как сирота!»
На что он ей как-то однажды заметил: «А ты надень первое издание «Путешествие из Петербурга в Москву»! Поверь мне, дороже этого ничего нет!» Министр культуры Екатерина Алексеевна Фурцева очень ценила достоинства, знания и талант Николая Павловича, предложив ему однажды должность референта по культуре. Смирнов-Сокольский был настолько польщен и тронут этим предложением, что решил написать завещание, в котором свою библиотеку после смерти передавал в пользование государства. Но через некоторое время кто-то сказал Николаю Павловичу, что Фурцева на одном из совещаний не очень лестно отозвалась о нем. Обиженный Смирнов-Сокольский тут же сделал исправление в завещании.
Прошло время. Когда он ушел из жизни, в тот же день к нему домой пришли сотрудники библиотеки имени Ленина за книгами. Жена Николая Павловича, увидев у них завещание, спросила: «А знакомы ли вы с его последним завещанием, где он внес некоторые коррективы? Прошу вас ознакомиться с ними!»
Сотрудники стали лихорадочно читать. Там крупно, красным карандашом было написано:
«…им в рот, а не библиотеку!!!»
Также Смирнов-Сокольский предложил узаконить в России истинно русский коктейль. Рецепт:
50 граммов водки налить в фужер.
100 граммов водки влить в тот же фужер.
Для тех желающих, кто хотел бы разнообразить этот напиток:
Еще 25 граммов водки влить в тот же фужер.
Еще 25 граммов водки долить в тот же фужер.
Ну что сказать? Фурцевой поневоле посочувствуешь…
Смирнов-Сокольский
Необходимо отметить, что собрания проводила не только Фурцева. Этим периодически занимался и сам Эдди Рознер. Приведу еще один случай, который остался в памяти Нины Бродской и Юрия Диктовича.
Как-то раз Рознер, чем-то недовольный, решил собрать всех членов своего коллектива для серьезной беседы. Разбор полетов был долог, все устали, но совещание длилось и длилось. Неожиданно раздался телефонный звонок. Рознер поднял трубку и молча передал ее директору оркестра Григорию Наумовичу Майстровому. Акцент Рознера был неподражаем. Однако у Майстрового был свой «акцент» – едва ли не на французский лад картавя, сильно грассируя, директор при этом еще и заикался, растягивал слова. Григорий Наумович взял трубку и, услышав голос своей жены, принялся объяснять ей, что занят и серьезное собрание продолжается. Однако супруга не успокаивалась. Тогда Г. Н. спросил у Рознера:
– Э…дди И…гнатьевич, ко…гда собра…ние за…кончится?
Рознер, которому помешали, нехотя буркнул: «Чьерез пьятьнадцать минут».
– Р…оза М…оисее…вна, ч…ерез пят…надцать м…инут собр…ание зак…он-чится, – доложил Майстровой в телефонную трубку.
Жены своей директор боялся больше Рознера и величал исключительно по имени-отчеству.
Ровно через пятнадцать минут телефон снова зазвонил. Услышав в трубке голос жены директора, Рознер опять передал аппарат в руки Г. Н. Прозвучало нескольких однотипных фраз, после чего Майстровой обратился к Рознеру:
– Э…дди Игна…тьевич! Жен…а моя Р…оза М…оисее…вна ж…дёт меня на у…жин. К…огда в…сё закончится?
Рознер, раздраженный оттого, что ему постоянно мешают, процедил сквозь зубы:
– Скажите уже вашей жене, что у нас важное совещание! То ясно пщенще холэра!
И когда уже в третий, а может, и четвертый раз раздался звонок жены Г. Н. и директор в очередной раз спросил у Рознера: «Э…дди Игна…тьевич, к…огда ко…нчится с…обрание?«, Эдди Игнатьевич не выдержал и громко ответил:
– Григорий Наумович, идите на…
Без тени возмущения Майстровой рапортовал в трубку:
– Р…оза М…оис…еевна, Э…дди И…гнатьевич ска…зал, что я ему б…ольше н…е нужен, я ск…оро бу…ду.
Перенесенная в лагере цинга и автомобильная авария то и дело напоминали Рознеру о себе. Брать верхние ноты становилось все более щекотливым и капризным занятием. Подстраховывали первые трубачи оркестра – Иван Просенков, Владимир Избойников, Яков Владыкин.
Музыканты джаз-оркестров обычно делятся на две категории: джазменов-импровизаторов и сайдменов, которые могут играть виртуозно, красивым звуком, но импровизировать не умеют. Вообще исполнительское искусство – штука особая. Музыка рождается у нас на глазах, во время концерта. И как бы ни были отрепетированы штрихи и детали, даже добившись известного автоматизма, никогда не знаешь, каким окажется конечный результат. Особенно если не играешь заученное, но импровизируешь «здесь и сейчас». Иными словами, раз на раз не приходится. Иван Просенков принадлежал к числу лучших сайдменов рознеровского биг-бэнда. «Особо важное задание» он получил на «всякий пожарный случай»: импровизировать «за шефа» не требовалось, нужно было лишь пребывать в состоянии полной боевой готовности. Если Эдди Игнатьевич подаст тайный сигнал, подхватить искомую – конечную ноту. Постепенно за Просенковым закрепилось прозвище Пожарник.
Иван Просенков
Однако «Пожарником» Ивана прозвали не только за то, что «стоял на шухере». Его умение лучше других тянуть «картошки» – длинные ноты говорило о способности задуть любое пламя.
Просенков был предан
