Тропотун с сарказмом хмыкнул: «Прощупывает, не пора ли другого зама искать!»

– Ах, что ты, Славочка! Он так сочувствовал. Я все сказала, как мы с тобой договорились – обострение язвенной болезни.

– Хорошо. Молодец. – Одобрил Станислав Сергеич, но тут же некстати припомнил, что отныне он живет обновленной жизнью духа и что карьера теперь не имеет для него значения: – Впрочем, все равно!.. – прибавил он вслух.

Ощутив на себе это чудесное дуновение вечности, он перевел отрешенный взор с Регининого лица куда-то вдаль – и увидел приближающуюся Веру. Сердце, достаточно ровно бившееся в его груди, резво торкнулось изнутри в ребра и забилось в удвоенном темпе. Застывшим взглядом он следил, как она подходит все ближе и ближе. Пышная ее юбка, синяя, отделанная по подолу кружевом, волнующе колыхалась при ходьбе, а трикотажная майка вызывающе облегала девичье торчащие груди. Поравнявшись со скамьей, она чуть замедлила шаг и вопросительно глянула в лицо Станислава Сергеича, который при этом шкодливо отвел глаза в сторону, – не останавливаясь Вера пошла дальше, к главному корпусу, поднялась по широкой лестнице и скрылась в вестибюле. Тропотун перевел дыхание.

– Я пошел, – вставая, решительно произнес он.

– Да посиди ты пять минут! – оскорбилась Регина. – Я к тебе через весь город тащилась! – и она потянула его за руку вниз.

– Пять минут… – согласился он, снова садясь, и уставился на двери главного корпуса.

Минуты три спустя из черного проема двери возникла Вера, которая медленно сошла со ступеней крыльца и неспешно направилась по аллее. Рассеянно оглянувшись, она подошла к скамье, стоявшей на противоположной стороне аллеи, и села, оправив свою пышную юбку. Делая вид, что поджидает кого-то из главного корпуса, она закинула ногу на ногу и, покачивая красной панталетой, в упор изучала семейную идиллию Тропотунов через большие темные очки.

Под воздействием этого невидимого ему взгляда Станислав Сергеич ощущал себя словно бы на раскаленных угольях. Он томился, ерзал на сиденье, мычал что-то нечленораздельное жене в ответ и постоянно порывался вскочить. Регина же, как нарочно, с удовольствием описывала кафедральные дела, пересказывала последние сплетни и совершенно не собиралась умолкать.

– Да ты не слушаешь меня! – наконец воскликнула она раздраженно.

– Ну что ты, дорогая, продолжай… – возразил Станислав Сергеич тоскливо и послал через аллею умоляющий взгляд.

Вот посидит так, думал он о Вере, полюбуется на наше семейное счастье – и сбежит. И правильно, что сбежит!.. Эх, надо было сказать Регине, что это наша сотрудница… Нет, не надо – женская интуиция штука опасная. Он едва не застонал вслух, увидев, что Вера встает. Но она просто оправила юбку и уселась вновь. Нервы у Станислава Сергеича не выдержали, он демонстративно поднес часы к глазам и решительно поднялся. Жена недовольно посмотрела на него, однако смирилась и передала пакет с провизией, тоже встала и чмокнула мужа в щеку. Проводив супруга долгим взглядом, она опять села, достала из сумочки зеркальце и подкрасила губы. Потом прошлась по волосам легким движением пальцев, бросила зеркальце в сумочку и быстро направилась по центральной аллее к выходу из больничного городка. Вера скорчила ей вслед гримаску и уставилась на двери главного корпуса.

Резвой трусцой Тропотун вбежал в свою палату, бросил на кровать пакет и побежал назад. Только бы не ушла! Только бы не психанула! Заклинал он мысленно Веру. Слегка запыхавшись, выскочил на крыльцо и посмотрел на скамейку – уфф! сидит! – окинул взглядом аллею, обозрел удаляющуюся спину жены, облегченно перевел дух и сбежал по ступеням.

Поймав сопротивляющуюся Верину кисть, Станислав Сергеич виновато заглянул в ее глаза, уже не прячущиеся за темными стеклами, несильно сжал ее пальцы и сказал:

– Глупо как-то получилось… Пошло… В подобной ситуации извиняться смешно, тем не менее…

– У тебя красивая жена, – очень ровным голосом произнесла Вера.

– Обыкновенная, – пожал плечами Станислав Сергеич, ее тон встревожил его.

– Ладно, Тропотун, не подыгрывай! – она не мигая смотрела на него колючими зелеными глазами.

Он усмехнулся печально: «Вера-Верочка… Здесь я разучился играть. Только отрешившись от мирской суеты можно постичь истинный смысл мироздания… Давай пройдемся?» – он потянул ее за руку вверх, и она послушно встала.

Они неторопливо двинулись тенистой липовой аллеей, затем повернули на заросшую травой дорожку, которая как-то незаметно перешла в окруженную роскошными сиреневыми кустами тропинку. Вера ушла в себя и не произносила ни слова. Тропотун то и дело испытующе взглядывал на нее, стараясь прочесть по ее сосредоточенному профилю потаенные мысли.

– Рядом с тобою мне хорошо… – задушевно и многозначительно сказал наконец он, прерывая неудобное молчание.

– Вот, принесла тебе, – она остановилась и стала торопливо доставать из холщового мешка пластиковый пакет. – Тут яблоки и российский сыр… – она стояла на тропинке, прижимая свой пакетик к груди, и вдруг заговорила, торопясь и перебарывая волнение: – Думала, когда шла, – увижу его и расплачусь! А потом повисну на шее и буду целовать… Плакать и целовать. Как видишь, не плачу… – закончила с иронией. Резко повернулась и зашагала быстро и не оглядываясь по тропинке между плотными зелеными стенами сирени.

Тропотун устремился следом. Стояла тяжелая душная жара, даже птицы и те умолкли. Разогретая листва одурманивающе пахла, в траве отчаянно стрекотали невидимые цикады, низко над землей проносились стрекозы, бабочки, какие-то жуки – словно справляли то ли бал, то ли шабаш.

– Присядем? – спросил Станислав Сергеич, приметивший в сиреневых джунглях скамью.

Вера молча села. Он деловито и уверенно устроился рядом, взял у нее пакет с яблоками и сыром и положил на сиденье. Потом обнял женщину за плечи и притянул к себе. Она не оттолкнула его, не дернулась, лишь губы медленно сложились в печально-насмешливую улыбку.

– Порядок, Станислав! – сказала она, поворачивая к нему лицо, и тихонько вздохнула. – Рассказывай, как твои дела?..

И только тогда он окончательно успокоился и стал описывать собственные переживания. Монолог его сводился к тому, что смысл бытия человеческого можно познать, лишь оказавшись на краю пропасти, ибо, только заглянув в бездну не-бытия, по-настоящему понимаешь, что… и тэдэ…

– «Раскрылась бездна, звезд полна. Звездам нет счета – бездне дна…» – продекламировала Вера.

– Тютчев, – с досадой сообщил Станислав Сергеич, задетый тем, что его уникальным ощущениям найдено какое-то адекватное стихотворное выражение.

– Ломоносов, – машинально поправила она, размышляя о чем-то своем. – Знаешь, Станислав… – неуверенно произнесла Вера и запнулась.

– Да?

– Нет… я так… – она сорвала травинку и нервно покусывала ее кончик, глядя в землю.

– Раз уж начала – продолжай!.. – требовательно заявил он.

Она быстро посмотрела на него и заговорила, не отрывая своего пристально взгляда от его глаз: «Когда мы познакомились с тобою,