Это я узнал из объяснений майора Николаева, поскольку сам рассмотреть ущелье возможности пока не имел. Инфракрасный прицел, изображение с которого майор Рудаковский транслировал на мой планшетник, часовых не увидел. Не увидел их и тепловизор вертолета, о чем командир борта сразу же сообщил нам.

Боевая машина пехоты не видит разницы между плохой и хорошей дорогой. И потому ехали мы на предельной скорости. Единственно, мне и майору Николаеву, поскольку уже оба мы ехали «на броне», пришлось крепче держаться за поручни, чтобы не свалиться.

Тряска на скорости ощущалась меньше. Казалось, что БМП вообще передвигается по ровному асфальту. И только после поворота, на котором мы начали повторение маршрута генеральской банды, неровности дороги стали заметнее. Они сводились к крутым спускам и резким подъемам. А естественные ямы и бугры, которые не стали преградой даже для колесных внедорожников, гусеничным БМП тем более передвигаться не мешали.

Только миновав ворота, мы остановились среди невысоких, уровня полутора метров скал. Там БМП не бросались в глаза, как бросались бы на открытом месте, и при необходимости могли бы стрелять из башенных орудий прямо поверх скал.

Я ориентировался на карту в планшетнике. Там, где ущелье сужалось, в пятистах метрах от того, что мы привычно именуем воротами, находился поворот. А дальше внедорожники могли и не проехать. Карта, к сожалению, не показывала, где находятся россыпи крупных камней, про которые говорил мне майор Николаев. Появиться они могли сразу за поворотом. А автомобили не слишком приспособлены для прыжков по валунам. Впрочем, БМП, вероятно, тоже с такой дорогой испытывала бы естественные затруднения. Мехводы БМП, как и мехводы-танкисты, не любили по камням ездить, где есть опасность сесть брюхом на камень и без чужой помощи уже не съехать. При этом рискуя получить определенные повреждения.

И потому нам следовало проявлять осторожность. С внедорожниками наверняка осталась охрана. Кто-то из охранников мог выглянуть из-за поворота и увидеть нас, если бы мы подъехали ближе. Но рассмотреть и определить башню БМП среди скал сложно.

– Выгружаемся! – дал я команду. – Снайперы страхуют.

Все три взводных снайпера оказались в нашей группе. Для страховки, как позицию, они выбрали башни боевых машин пехоты. И сразу принялись ощупывать прицелами крайние подступы к ущелью. Но, к счастью бандитов, никого увидеть не смогли.

Майор Николаев тем временем связывался через переговорное устройство с колонной военных химиков. Результаты поиска ему, видимо, доложили, и, судя по его лицу, результаты эти майора не радовали.

– Тишина? – спросил я.

– Приборы определили небольшую радиоактивность в одном из дворов. Но, оказалось, посреди двора лежат три громадных гранитных валуна. Они и фонят. Гранит вообще часто фонит. Пришлось поругаться со стариком – хозяином двора. Правда, когда ему объяснили про радиоактивность гранита, хозяин слегка испугался, сказал, что к нему часто внуков из Махачкалы привозят, и даже попытался потребовать, чтобы военные химики очистили его двор. Видимо, что-то слышал про дезактивирующие растворы и хотел, чтобы такими растворами полили его камни. И слушать не хотел, что это ничего не даст, поскольку камни фонят изнутри.

– Не поливали? – усмехнулся я.

– Нечем… Разве что пеной от огнетушителя можно было бы попробовать…

Я хорошо знал, что среди местных жителей порой встречаются интересные типы, которые всегда желают настоять на своем, уверенные, что это их право. И свое мнение предпочитают считать единственным и обязательным к выполнению.

– Легко химики отделались… – оценил я ситуацию. – Сколько уже осмотрели?

– Последняя улица осталась, самая маленькая. В течение пяти минут обещали сообщить.

Майор Николаев даже шлем от «Ратника» пока не надевал. Ждал этого сообщения.

– А если ничего не найдут? – спросил я.

– Тогда нам нечего будет предъявить генералу Рамазанову.

– А организацию банды?

– Это тоже следует доказать. У нас пока единственное доказательство – гибель водителя и четверых спецназовцев. Но все данные попадут в Следственный комитет. И я не уверен, что оттуда даже после требования прокуратуры к нам перейдут настоящие данные на погибших бандитов. Скорее всего, это окажутся какие-нибудь жители ближайшего села, которых специально ради этого случая убьют.

– У «Ночного охотника» должна остаться контрольная видеозапись происшедшего на дороге, – успокоил я Николаева. – А там видно, что люди вышли из машины в генеральской колонне.

– Есть запись объективного контроля, – подтвердил майор Рудаковский, но на майоре Николаеве не было шлема, и потому он не слышал.

– Хорошо, если так. Но статью о терроризме предъявить Рамазанову будет трудно.

– Создание банды – это не создание охотничьей группы. Выстрел из гранатомета, гибель людей – разве это не терроризм?

– Крючкотворы из Следственного комитета сумеют перевести дело на статью о бандитизме. У генерала в республике серьезная поддержка. А здесь уже будет несложно через пару лет вытащить генерала из любой «зоны». Да и на «зоне» он будет жить, думаю, припеваючи. Проще генерала уничтожить в бою, если бой будет.

– Бой будет наверняка. Хотя уничтожать человека, не имея доказательств, – это с правовой точки зрения как-то… – возразил я. – Не совсем правильно… По крайней мере, я такого приказа своим снайперам не дам.

Николаев посмотрел на меня не слишком добро. Ему, видимо, не понравилась твердость моего голоса. Он ожидал другого. Но я уже много раз слышал истории, когда спецназ ГРУ просто использовали в своих целях, и не хотел, чтобы так же использовали меня и мой взвод.

– А нападение на тебя, старлей… Там, на дороге, когда ты тело безголового эмира перевозил… Твой стопроцентный «двухсотый»… Это не доказательство?

Николай Николаевич пытался пробудить во мне жажду мести, не больше и не меньше, рассчитывая на естественную мужскую вспыльчивость. Но у меня крепкая нервная система, а люди с крепкой нервной системой никогда не бывают мстительными. Я вообще считаю, что мстительность – это удел женственных натур, которые не в состоянии бывают за себя постоять физически. А я со своими солдатами за себя постоял, думаю, жажда мести должна охватить бандитов, которые понесли значительные потери.

– Я не могу взять на себя функции суда, – упрямо стоял я на своем. – У меня нет доказательств, что нападение организовано генералом. У вас тоже, товарищ майор, таких доказательств нет. Только предположения и логические посылы, которые не могут быть аргументами в суде. Но я могу взять на себя другие функции. Коробков! – позвал я по связи, сообразив, что можно сделать в данной ситуации дополнительно.

– Слушаю, товарищ старший лейтенант.

– Там у вас военные химики со своими приборами ничего найти не могут…

– Осмотр, товарищ старший лейтенант, еще не завершен. Еще четверть улицы осталась.