Боус злился, кипятился, несколько раз прерывал диалог с боярами и требовал личных встреч с царем. Что ж, Иван Грозный его принимал. От души разыгрывал перед ним «жениха», только и мечтающего об англичанке. Очевидно, хорошо потешался при этом. Но и он не выдерживал, то и дело выходил из выбранной роли. Боус пробовал юлить насчет союза – мол, королева вовсе не имела в виду войну против Польши и Швеции, она со всеми в дружбе, и готова только мирить царя с его противниками. Иван Васильевич тут же поймал его: «Если главные мои враги – друзья королеве, то как я могу быть ее союзником?» Коли хочет мирить, ну ладно, пусть помирит. Но таким образом, чтобы Баторий отдал Ливонию и Полоцк, а шведы – Нарву. Или пусть англичане вместе с русскими наступают на поляков. Вывод царя был: Елизавета «хочет с нами быти в докончании (союзе) словом, а не делом», и Боус приехал «с пустословием».

А тут еще и Писемский доложил о «невесте» вовсе не в тех вежливых тонах, которые он употреблял в Англии. Боусу пришлось признать, что Мэри «слабого здоровья и не хороша лицом». Но союз Лондону так требовался, так хотелось охмурить царя! И Боус принялся оправдываться плохим знанием русских обычаев, умолял не завершать на этом переговоры, продолжить их позже. Сообщил, что у Елизаветы имеются еще родственницы, причем не одна и не две, а аж «до десяти девок». Заверял, что следующее посольство привезет их портреты – выбирайте на любой вкус. Обещал, что Англия вступит даже и в союз против поляков, если ей дадут торговую монополию и освободят от пошлин…

Царь не отказывался. Хотите – давайте продолжим. Присылайте портреты своих девок. Полюбуемся. Готовьте проект союзного договора. Обсудим. Разумеется, дело кончилось ничем. Заключить договор против Речи Посполитой и Швеции королеве ни за что не бы позволили «торговые мужики» из парламента, которые в это время вовсю торговали польским хлебом. И Иван Грозный знал, что не позволят. А поползновения соблазнить царя прелестями англичанок оборвала его смерть.

Подтверждением особой миссии, которую выполнял во всей этой истории врач Якоби, служит его дальнейшее поведение. Он даже не пытался остаться в Москве, хотя иностранным докторам в России очень высоко платили. Как только царя не стало, он вместе с посольством Боуса выехал на родину. Его работа закончилась. Но прошло три года, Борис Годунов снова пошел на сближение с англичанами, вернул им право беспошлинной торговли, отнятое Грозным. И тут же в Москве появился Якоби! Но теперь он имел уже совсем иные рекомендации, величайшего специалиста по женским болезням – и был приставлен к царице Ирине Годуновой, через которую Борис осуществлял влияние на Федора Иоанновича. То есть, врач опять оказался в ключевой точке информации и принятия решений.

Елизавете и ее приближенным не пришлось бежать и искать убежища в других странах. Испанская «Непобедимая армада» еще не начинала подготовку к вторжению, а разведка Уолсингема уже сообщила o планах, портах сосредоточения, маршрутах. Недостаток армии и флота компенсировали пираты. Принялись долбить испанские корабли прямо в портах, продолжили в пути следования, не допустили к гаваням Фландрии, где армада должна была взять на борт десантные войска, а буря довершила разгром.

Ну а о «союзе», который желали навязать Ивану Грозному, мы с вами можем судить по «союзному» договору, заключенному в 1580 г. между Англией и Турцией. Он был именно таким, какой хотелось бы заключить и с Россией. Британцы не взяли на себя никаких конкретных обязательств, но за чисто декларативную «дружбу» получили огромные привилегии. Они урвали монополию на левантийскую торговлю, устроились в Стамбуле, как дома, окрутили султанский двор, а в итоге откровенно сели туркам «на шею», и выжить их не удалось вплоть до ХХ в.

Заговоры против первого русского царя возникали не один и не два раза – в 1553, 1563, 1564, 1567, 1569, 1574 гг. Ничего удивительного в этом нет. XVI в. в Европе вообще был веком заговоров, политических убийств, ядов, интриг. А при Иване Грозном Русь вдвое увеличила свою территорию, стала одной из могущественных мировых держав, пыталась пробить путь на запад для равноправного участия в европейской торговле. Соответственно, для врагов России, желающих ее ослабления, требовалось в первую очередь устранить ее монарха. Государь был и главным защитником Православной Церкви, ее опорой. А XVI в. был веком Реформации и Контрреформации. Иван Грозный мешал как еретикам-сектантам, так и Риму, который как раз в данное время развернул широкую экспансию католицизма, создал для этого весьма эффективную и разветвленную спецслужбу – орден иезуитов. Наконец, успехи нашей страны достигались утверждением самодержавия, царь укреплял централизованную власть, пресекал своеволие знати, ее хищничества и злоупотребления. А это порождало оппозицию аристократов, желавших иметь такие же «права» и «свободы», как в соседней Польше. Внутренние враги находили общий язык с внешними, зарубежные силы искали связи с российскими изменниками.

Последний заговор против Ивана Васильевича был очень узким. Его организаторы учли ошибки прошлого. Среди слуг, вовлекаемых соучастников, их знакомых, найдется хоть один человек, верный государю – и все, пожалуйте на плаху. На этот раз в окружении Грозного действовали всего двое, но это были люди, самые близкие к нему – Богдан Бельский и Борис Годунов. Они не пытались стать «серыми кардиналами», подобно Адашеву и Сильвестру. Не подыгрывали оппозиции, как Басмановы и Вяземский. Нет, они демонстрировали безусловную преданность царю, тем самым укрепляя его доверие к себе.

Судя по всему, инициаторами заговора были не бояре, а зарубежная агентура. Ее в России хватало, 1 октября 1583 г. данному вопросу было даже посвящено специальное заседание Боярской Думы. На нем отмечалось, что «многие литовские люди» приезжают в Москву и живут «будто для торговли», а на самом деле являются шпионами. Было принято решение не допускать в столицу приезжих из Польши, назначить им торговать в Смоленске. Но к этому времени связи заговорщиков с Западом были уже установлены.

Бельскому и Годунову играть в пользу аристократов было, в общем-то, незачем. Оба являлись выдвиженцами «снизу», обязанными своим положением только царю. Бельский – из мелких детей боярских, возвысился он как племянник Малюты Скуратова, а потом и личными деловыми качествами, стал думным дворянином, оружничим. Годунов был более знатным, из старого московского боярства, но его карьеру обеспечили протекция дяди, приближенного Ивана Грозного, и женитьба на дочери Малюты. Он получил чины кравчего, боярина.

Ключевой фигурой в «дуэте» являлся, без сомнения, Бельский. Он фактически возглавлял внешнеполитической ведомство, вел переговоры с иностранцами, в том числе конфиденциальные, был главным советником царя. Но при всем могуществе он не мог по «худородству» претендовать на боярство, на первые места в Думе, важнейшие военные и административные посты. По сути он, еще молодой человек, после стремительного взлета достиг своего «потолка». Больше ему ничего не светило, только быть «при» государе и удерживать обретенные позиции. А голова, видать, кружилась. Хотелось большего. И при польских порядках это было возможно – титулы, города, замки. Веселая и широкая жизнь вместо того, чтобы отстаивать с царем на долгих церковных службах, отдавать себя делам и изображать, будто ты мечтал только об этом.