Что же это такое — настрой на поездку или, даже шире, образ мысли, свойственный путешественнику? Важнейшей характеристикой подобного состояния ума, несомненно, стоит признать восприимчивость ко всему новому и незнакомому. Настоящий путешественник посещает новые места со смирением в душе, готовый признать их красоту и внимать тому, что доведется ему увидеть и услышать. Такой путешественник отправляется в дорогу, точно не зная, что именно привлечет его внимание по пути и в точке назначения. Порой такие искренние, увлеченные самим процессом путешествия и познания туристы несколько раздражают местных жителей, когда, например, останавливаются посреди проезжей части на узкой улочке, чтобы получше рассмотреть какую-нибудь интересную деталь окружающего ландшафта. Такие туристы рискуют попасть под машину, потому что сходят с тротуара, задрав голову, чтобы попытаться запомнить все детали на каком-нибудь особо красивом фронтоне очередного административного здания. Столь же привлекательными для них могут оказаться и самые обыкновенные граффити на стенах. Приезжая в чужую страну, мы с интересом, как завороженные, присматриваемся ко всему, что составляет привычную среду обитания для местных жителей. В супермаркет мы заходим, как в музей, а местная парикмахерская и вовсе представляется нам театральной сценой, где разыгрывается потрясающе интересный спектакль. Мы «зависаем» над меню в ресторане и изучающе разглядываем одежду, в которой предстают на экране ведущие местных телевизионных новостей. Помимо заинтересованного внимания к современной жизни в чужой стране, мы, естественно, оказываемся готовы воспринять массу информации о ее прошлом в самые разные исторические эпохи. Мы готовы делать записи и фотографировать все подряд.

Дома же, в свою очередь, мы не ожидаем увидеть или узнать что-либо новое. Мы пребываем в полной уверенности, что в ближайших окрестностях нет ничего необычного и интересного. Основывается эта уверенность на одном-единственном — весьма сомнительном с точки зрения убедительности — доводе, что мы, мол, живем здесь уже давно и ничего интересного не видели. Нам кажется просто невероятной сама мысль, что, прожив где бы то ни было десять или больше лет, можно вдруг обнаружить в этом месте что-то занимательное и по-настоящему интересное. Мы привыкаем к собственному дому и становимся слепыми и глухими по отношению к нему и к его ближайшим окрестностям.

Де Местр попытался встряхнуть читателя, вывести его из этой пассивности. Во втором томе трактата, посвященного путешествиям по собственной комнате — «Ночной экспедиции вокруг моей комнаты», — герой подходит к окну и, выглянув в него, смотрит в ночное небо. Красота усыпанного звездами небосвода приводит его в восхищение. При этом герой немало огорчен, что на такую красоту люди перестают обращать внимание — просто в силу привычности и доступности этого зрелища: «Печально, что лишь очень немногие разделяют сейчас со мной этот восторг. Как жаль, что вид прекрасного ночного неба оказывается не востребованным большей частью спящего человечества! Даже тем, кто сейчас просто прогуливается или же, например, выходит из театра, ничего не стоило бы посмотреть ввысь и восхититься звездами, мерцающими у них над головами. Что, спрашивается, мешает им сделать это?» Мешает же людям посмотреть на небо одна простая вещь — привычка. Они просто никогда этого не делают. Большинство людей привычно считают окружающий мир унылым и неинтересным, и он, к величайшему сожалению, таким и становится, подстраиваясь под вкусы и ожидания большинства своих обитателей.

5

Я предпринял попытку совершить путешествие по собственной спальне. Увы, из этой затеи ничего толкового не вышло: моя комната настолько мала, что в ней едва помещается кровать, и путешествовать по ней сколько-нибудь продолжительное время, действительно, не представляется возможным. В общем, я решил, что подход де Местра можно с тем же, если не с большим успехом применить не только непосредственно к дому, но и к его ближайшим окрестностям.

Спальня автора

В общем, в один прекрасный мартовский день, часа в три пополудни, по прошествии нескольких недель после возвращения с Барбадоса, я решил предпринять «деместровское» путешествие по Хаммерсмиту. По правде говоря, я даже удивился тому, насколько интересно и непривычно оказаться на улице посреди рабочего дня и при этом никуда не спешить и не нестись сломя голову в какое-то заранее известное место по очередному важному делу. Я с удивлением смотрел на самых обычных людей, наблюдал за привычными бытовыми картинами городской жизни: вот женщина, гуляющая с двумя маленькими детьми, вот целая россыпь кафе и магазинов на первых этажах домов по нашей улице, вот двухэтажный автобус, подъехавший к остановке напротив парка и высадивший нескольких пассажиров. С плаката на огромном рекламном щите меня призывали покупать какой-то соус. По этой улице я ходил почти каждый день: по ней пролегал кратчайший путь к ближайшей станции метро. Разумеется, мне и в голову не приходило воспринимать улицу как объект изучения, а не как средство добраться до нужной мне точки. Конечно, я проделывал свой путь не с закрытыми глазами, но внимание было поглощено другими мыслями и заботами. Так, например, я учитывал, много ли народу на тротуаре, и, торопясь на метро, тщательно выбирал траекторию движения, чтобы не столкнуться с другими людьми. При этом мне, естественно, не было никакого дела до того, с каким выражением гуляют или торопятся на работу попадающиеся мне навстречу люди. Не обращал я внимания ни на архитектурный стиль ближайших кварталов, ни на то, что происходит в ближайших магазинчиках и ресторанах.

Разумеется, так было не всегда. Переехав в этот район, я внимательно и, можно даже сказать, ревниво изучал окрестности своего нового дома. В то время я еще не воспринимал нашу улицу как пространство, отделяющее меня от метро, и в то же время как кратчайший путь к нужной мне станции.

Попадая в новое место, человек с готовностью воспринимает мельчайшие детали окружающего пространства и лишь по мере привыкания к этому месту сокращает количество интересующих его элементов до минимально необходимого для реализации функционального взаимодействия с тем или иным предметом, человеком иди местностью. На нашей улице, наверное, можно было увидеть и отметить про себя не меньше четырех тысяч деталей, явлений и параметров. Ежедневно проходя по ней, я ограничивался тем, что обращал внимание лишь на некоторые из них: на количество людей у меня на пути, на плотность движения на проезжей части и на то, насколько вероятен дождь в ближайшие час-два. Даже автобус, который поначалу мы воспринимаем эстетически — как произведение дизайнерского искусства, или как достижение механики и определенного набора технологий, или даже как трамплин для того, чтобы задуматься над проблемой транспортной изолированности и слабого взаимодействия между различными районами внутри одного города, — постепенно становится просто металлической коробкой, которая по мере возможности быстро приносит нас из точки А в точку Б. При этом территория, по которой проходит наш маршрут, для нас практически не существует — настолько нам до нее нет дела. Таким образом, все пространство от точки А до точки Б оказывается одним сплошным провалом в темноту и пустоту.