В соответствии с этой линией генерал-губернатор сделал лектора по русскому языку из Варшавского университета, Платона Кулаковского, главным редактором газеты «Варшавский дневник» – местного официозного органа. Кулаковский за годы своей деятельности на этом посту (1886–1892) превратился из человека, просто отдававшего предпочтение «всему русскому», в ярого националиста, действующего под лозунгом «Россия для русских»228. В Императорском Варшавском университете Гурко проводил аналогичную кадровую политику: уже в 1883 году генерал-губернатор выступил за назначение ректором Николая Лавровского. Время пребывания последнего на этом посту – до 1890 года – было отмечено усиленным привлечением русских профессоров на берега Вислы. Кроме того, Лавровский – по специальности лингвист и литературовед – работал над расширением институциональных позиций российской филологии в университете. В своих многочисленных торжественных речах ректор не уставал подчеркивать важность русской культуры для славянского сообщества в целом и для Привислинского края в частности229. И не в последнюю очередь надо упомянуть ужесточение цензурной политики по отношению к польской прессе и публицистике, которое тоже было частью целенаправленной политики администрации Гурко, с крайним недоверием взиравшей на общественную жизнь польского общества.

Характерным для Гурко было типичное вообще для того времени неразделение «всего русского» и православного вероисповедания. Привилегии, даваемые православной церкви в Царстве Польском, были прежде всего средством продемонстрировать русскую гегемонию. Многочисленные православные храмы, возведенные в годы правления Гурко, имели целью не столько миссионерскую деятельность среди католического населения, сколько подчеркивание постоянного присутствия русской власти в Польше. В результате строительства помпезного собора Святого Александра Невского в центре Варшавы, которое Гурко инициировал и держал на личном контроле, отчуждение между царскими властями и польским обществом только углубилось230.

Подобные мероприятия, кадровые решения и проекты вызвали у местного населения ожесточение и сопротивление. В то же время не следует упускать из виду, что управленческая практика Гурко никогда не имела настолько программного характера, чтобы можно было говорить о продуманной проактивной политике. В отличие, например, от того, что наблюдалось в Прибалтике, где в те же годы проводилась систематическая политика административной унификации, и тем более в отличие от прусской административной практики в Познани – практики, которая представляла собой сознательно направляемую аграрную и демографическую политику, – российское правление эпохи Гурко в Царстве Польском выглядит относительно инертным и ни в коем случае не интервенционистским. Те меры по интеграции региона в империю, которые вынужденно принимались в 1860–1870‐е годы, при этом генерал-губернаторе не получили дальнейшего углубления. Главной целью правления Гурко было обеспечение российского господства, т. е. пассивная политика, ориентированная на поддержание «спокойствия и порядка» и управленческую деятельность в режиме статус-кво.

Такое принципиальное предпочтение, отдаваемое пассивной направленности, даже привело к тому, что Гурко со скептицизмом отнесся и к слишком активной русификации, в частности на удивление резко раскритиковал образовательную политику Апухтина. Она, по словам Гурко, привела к тому, что в государственных школах Царства Польского к польским детям стали относиться прямо-таки враждебно. Их упрекают за польское происхождение, оскорбляют их национальные чувства, их религию презирают, их родному языку отводят место в программе только после иностранных языков – французского и немецкого231. Гурко прежде всего имел в виду негативные последствия полонофобии, проявляемой школьным руководством и преподавательским составом: приходя домой, отмечал он, дети сообщают об оскорблениях, претерпеваемых в школе, своим родителям, которые и без того не отличаются любовью к русской нации. Такое бессердечное отношение к школьникам, подчеркивал генерал-губернатор, ведет, разумеется, к результату, прямо противоположному тому, какого ожидает от этих учебных заведений правительство: вместо того чтобы воспитывать у ученика любовь к России, его заставляют уже в юности возненавидеть все русское, потому что в свои лучшие годы он познал от русских столько обид и пролил столько горьких слез232.

Эта резкая критика одновременно показывает, насколько время правления Гурко было пронизано многочисленными противоречиями. Усиленный акцент на русском и православии соседствовал со скептическим отношением к интервенционистской русификации. Кроме того, генерал-губернатор не препятствовал деятельности открытых приверженцев политики сближения: он не только предоставлял простор для деятельности таким людям, как Апухтин, но и терпимо относился к разносторонним проектам президента Варшавы Сократа Старынкевича, а также назначил на влиятельную должность петроковского губернатора Константина Миллера – сторонника пропольской политики уступок. Старынкевич стал, без сомнения, самым популярным царским чиновником в Царстве Польском – благодаря своей дальновидной политике модернизации городской инфраструктуры Варшавы и целенаправленной интеграции представителей местного городского общества в руководящие органы магистрата. Здесь поражает то, что в течение долгого периода своего правления президент города почти не конфликтовал с генерал-губернатором, а наоборот, последний был готов поддерживать проекты Старынкевича в Петербурге233.

То же самое касается и работы губернатора Миллера, который уже в бытность келецким вице-губернатором и, особенно, губернатором Плоцкой губернии приобрел репутацию чиновника, ищущего диалога с местной общественностью и таким образом продолжающего политику своего политического покровителя, Альбединского, после его смерти. Гурко не только перевел Миллера в 1890 году на ключевую должность во главе Петроковской губернии, но и оказал ему важнейшую поддержку, когда тот в связи с доносом попал под подозрение в злоупотреблении должностными полномочиями234. Столь же неоднозначная кадровая политика Гурко наблюдалась и при назначении на должность варшавского губернатора – самого важного в крае: если вначале Гурко предельно резко критиковал губернатора Николая Медема – это был близкий знакомый генерал-губернаторов Коцебу и Альбединского и сторонник реформ, начатых последним, – то последующее десятилетие их службы бок о бок прошло в основном бесконфликтно235.