Дальше всех приходилось идти разведроте, однако, на то они и разведчики, чтобы брать на себя самое трудное. По сравнению с ними мой марш перед развертыванием можно было считать увеселительной прогулкой.

Увеселительность подчеркивал идущий впереди колонны танк с нацепленным на него противоминным тралом. Мы привычно сидели на броне, смотрели по сторонам, и не сказать, чтобы на душе ощущался какой-нибудь подъем. Но и уныния не было. Лишь собранность, давно ставшая для большинства привычной. Проглядишь опасность – а в итоге не только сам отправишься в райские кущи, но и рискуешь прихватить с собой товарищей.

Дорога была неплохой, и чем-то напоминала основное шоссе, выдерживающее любую технику. Или тут все дороги такие? Вот только подзанесло ее маленько, и потому пыль поднималась в воздух, висела за каждой машиной, пока ее не сволакивал в сторону устойчиво дующий ветер. Если бы не он, дышать было бы совсем нечем.

Мы плевались, пытались хоть как-то укрыться от пыли, но под броню никто не лез.

Наконец, танк свернул на другую дорогу и застыл. Колонна послушно встала след за ним, и я спрыгнул с бээмпэшки, и направился к нашему тральщику. Сюда же подтянулись остальные офицеры.

Судя по карте, мы были на исходных. Судя по часам, у нас оставалось еще почти сорок минут до намеченного времени.

– А дорога, между прочим, клевая, – хмыкнул командир приданного танкового взвода Толик Земченок.

Он был родом из моего города, что сразу же породило между нами сходные с родственными связи двух земляков, закинутых на чужбину. Еще одним был мой техник, которого я даже переманил из батальона Пронина.

Высокий, чуть сутуловатый танкист, внешне не слишком походил на выбравших соответствующую воинскую специальность, но что значит внешность? Ничего не значащий стереотип.

Дорога действительно была такой же, какая шла от Врат до самого лагеря. Тут даже колонной идти – сплошное удовольствие. Жаль, что теперь было уже не до дорог, а улицы – совсем иное.

Доклад полкачу занял секунды. Мы же не журналисты и не радиолюбители, чтобы засорять эфир понапрасну.

– Перекур! – крикнул я бойцам. – От машин далеко не отходить. Наблюдать за обстановкой!

Кто-то сразу приложился к фляжке, благо, на броне – не своим ходом, и мы прихватили с собой порядочный запас воды. Другие потянулись к сигаретам, как можно удобнее расположились в тенистых местах, и со вкусом закурили.

Есть не хотелось. Жарковато для чего-нибудь серьезного, но постепенно разум взял верх над желаниями, и то один, то другой боец потянулся к консервам.

Время тянулось медленно, как оно всегда тянется перед боем. Кроме тех случаев, когда все начинается внезапно.

Стрелки часов неторопливо двигались, словно желая подразнить нас, а мы демонстративно старались смотреть на них пореже, да пытались травить старые заезженные анекдоты.

– Помните, как Величко провожали? – когда очередь дошла до меня, спросил я.

Величко был прежним начальником штаба батальона.

Кое-кто этой истории не знал, и я со вкусом принялся за рассказ.

– Он подхватил гепатит, ну и после госпиталя, как положено, должен был направиться на реабилитацию на Иссык-Куль. А мужик был классный, вот мы и направились его провожать. Я, как тогда еще новый ротный, Пермяков и Николаев, замначштаба, которому потом ногу оторвало. Как водится, прихватили с собой литр первача, выпили его на четверых еще в госпитале, пока медики документы оформляли. Показалось – мало. Достали еще литр. Пока ехали на аэродром, уговорили и его. Там у летчиков разжились еще двумя бутылками. И вот Величко монументально застыл в дверях вертушки, уже раскручивается винт, «крокодилы» прикрытия поднялись, а Пермяков сует нашему болезному стакан. Михайлыч, на посошок! А стакан налит щедро, с горочкой. Михайлыч не спеша выпивает, и мы ему суем огурец. Закуси, чтобы не развезло! Михайлыч очумело на него посмотрел, и так возмущенно: «Вы что, мужики? Мне же острого нельзя!»

Все грохнули, представив бывшего начштаба. Впрочем, он еще весной отбыл по замене в Союз, и теперь мог соблюдать полную диету, или не соблюдать вообще ничего.

Главное – всегда и везде находить что-то веселое, иначе можно просто свихнуться.

– Десять минут, – напомнил Лобов.

– Еще успеем выкурить по последней сигарете, – я извлек пачку, убедился, что она пуста, смял и полез за следующей.

– Абрек – твои дома по правую руку. Лоб – по левую. Колокольчик в резерве, – напомнил я офицерам расклад. – Предупредите бойцов, чтобы экспроприациями не увлекались. Тут целый отряд положили, неровен час… Кстати, Микола, – повернулся я к Кравчуку. – Приказ не увлекаться касается и тебя.

– А что я – для себя что ли? – под общий смех вопросил прапорщик. – Я ж для роты стараюсь.

– Вот пройдем город, можешь стараться изо всех сил, а пока лучше воздержаться. Хороши мы будем с мешками за плечами и широкими галстуками! – вспомнил я старый армейский анекдот.

– «Здравствуйте, товарищи прапорщики!» – тоном высокого начальства добавил Лобов. – «Воруете?» – «Ура! Ура! Ура!»

На подобные подначки старшина давно не обижался. Привык, и даже сам порою рассказывал что-нибудь из жизни абстрактных прапоров. Но иногда что-то просыпалось в его душе, и тогда он доводил до нашего сведения, что еще ни один прапорщик дом не построил, и вообще, много ли он может украсть без ведома старших офицеров?

– Ладно. По машинам! – прервал я веселье, и махнул рукой бойцам.

Минута – и бээмпэшки были оседланы. Башни чуть сдвинулись, поводя длинными стволами по сторонам, словно уже отыскивали цели, а потом застыли.

Где-то в напряжении выстроились самоходки. На подлете были боевые «крокодилы», и сейчас истекали последние мгновения тишины.

– Заводи! – я дождался заветного слова, прозвучавшего в рации, и совсем как Гагарин бросил. – Поехали!

Пока мы никуда не спешили. Колонна двинулась прежним порядком на малой скорости. Впереди – танк с тралом, и под его прикрытием все остальные. Дорога покатилась вниз, и мы оказались в зеленке. Не слишком густой, однако вид цветущих кустов и деревьев настолько действовал на нервы, что поневоле подумалось: неужели это на всю жизнь, и я отныне обречен взирать на любой лес или парк с точки зрения возможной засады?

Если вернусь. Если…

Мы выехали на открытое пространство довольно неожиданно. Только что по обеим сторонам тянулись деревья, и вдруг открылся просвет, а дальше разлегся широченный лугс песчаными проплешинами, простирающийся до самого города.

Колонна застыла без всякого приказа. Я немедленно поднялся и вскинул к глазам бинокль, выискивая вдалеке какой-нибудь намек на опасность.

Город как город. Видали и покрасивее. Невысокие, не выше четырх этажей, дома, на первый взгляд лишенные каких-либо украшений, будь то лепнина, кариатиды, мраморная плитка или плакаты, широкая улица, начинавшаяся прямо от поля, и полнейшее безлюдье.