Кортик задумался.

– Тогда получается, что я буду нырять с тобой под воду, чтобы не стать потом аквалангистом? – уточнил он, к моему бурному восторгу. Бездна логики!

– Конечно, – кивнула бабушка. – Мы не поплывем на коралловые рифы Красного моря, чтобы заразить твое сердце восторгом. Мы опустимся на дно грязного Балтийского моря, залив перед погружением теплую воду в гидрокостюм.

– Зачем? – прошептал я.

– Для тепла. Затем, что в этом море температура даже на поверхности воды редко поднимается выше восемнадцати-двадцати градусов, а тело ныряльщика охлаждается и при тридцати градусах.

– Тогда можно предположить, – сказал Кортик, – что ты тащишь меня на поиски неведомых сокровищ – с датчиком на радиоактивность, кстати! – чтобы я не посвятил свою жизнь поискам кладов и не жил на процент после их обнаружения, так?

– Приблизительно, – осторожно ответила бабушка Соль.

– Значит, ты сознательно тащишь меня под воду, чтобы мы ничего не нашли? – уточнил Кортик. – Ведь если нам повезет, я могу заразиться кладоискательством, а если не повезет – на всю жизнь охота пропадет.

– Повезет нам или не повезет, все равно это будет адская работа, – заметила Ассоль. – Ты попробуешь ее в том возрасте, когда я еще жила мечтами о кладах и понятия не имела о способах их обнаружения.

И тогда!..

– Ну и зачем тебе все это нужно? – поинтересовался Кортик. – Хочешь, чтобы я к восемнадцати годам пошел в военное училище?

Вы слышали?! От такого предположения я просто ногами затопал в восторге и мысленно поздравил Кортика – всего за несколько дней он научился иронизировать! Вероятно, от невыносимой жизни в этой кондитерской.

Бабушка Соль тоже грустно усмехнулась.

– Хитрых портняжек, которые делают вид, что создают нечто, а на самом деле просто высасывают чужую жизнь – множество. Тщеславие королей дает портняжкам возможность заработать и повеселить народ. Я хочу, чтобы ты не оказался голым королем. Чтобы у тебя всегда, на всякий случай, имелся про запас фартук – прикрыться и не смешить детей.

После такого выступления бабушки Соль наступила тишина, которую каждый понял по-своему. Я лично подумал – кого она имела в виду, когда говорила о хитрых портняжках? Кортик подумал, что взрослые чем старше, тем более умело уворачиваются от ответов на рискованные вопросы. Кортик нарушил тишину первым:

– Ты что-то умное сказала, но я не понял, что. Это такой способ увильнуть от ответа? Повторяю вопрос: ты хочешь, чтобы я пошел в военное училище?

Бабушка Соль покраснела. Я заметил, что у нее это бывает от злости. Но ответила почти спокойно:

– Послушай, мальчик, ты здесь только потому, что спятил и начал стрелять в людей. Я сделаю все, чтобы ты ценил жизнь больше любых сокровищ и чтобы тебе в голову никогда не пришло стрелять в человека. На кой черт я бы все это затевала, если б хотела, чтобы ты пошел в военное училище, в котором учат стрелять и командовать теми, кто стреляет?! Хватит разговоров. Одевайся.

– Если ты имеешь в виду фартук с плавками и идиотский чепчик…

– Именно это я и имею в виду! Можешь накинуть сверху плащ. Жду тебя в фургоне.

Я не поехал с ними. Смотреть, как Кортик вылезает из торта в фартуке и чепчике и бормочет несколько слов на немецком… Не знаю, как бабушка Соль представляет себе процесс его выздоровления, но любой здоровый пацан в свои четырнадцать лет – из тех, что запросто могут подбить из рогатки ворону или стащить у родителей из заначки пару сотен на пиво и презервативы, – от такой процедуры запросто свихнется.

Я решил изучить книгу, которую бабушка Соль пыталась всучить Кортику. Узнал много интересного. О картах, пиратах, фарватерах и минных полях.

Побродил по кондитерской. Пошарил в комнате Ассоль Ландер. Она любит золото и бриллианты – насчитал больше дюжины колец и браслетов с оными. И ничего более существенного. Эта женщина – загадка: не хранит у себя в комнате ни одного личного письма, никаких документов! В Надоме их тоже не было. Я не нашел здесь даже паспорта, а по моим предположениям их должно быть как минимум два – еще заграничный. С собой она их носит, что ли?

Рассмотрел в подробностях обе фотографии двадцатилетнего Готланда. Радостный. Наверное, узнал, что его циркачка беременна. А что тут у нас под кожаной подкладкой обложки? Осторожно вытаскиваю свернутый лист бумаги. Разворачиваю… Предчувствие тайны жжет сердце и холодит руки. Карта. Острова – Готланд, Эланд и Борнхольм. Борнхольм относится к Дании. Часть Балтийского моря от Ботнического залива до пролива Каттегат. Ну и что? Ни крестика, ни какой другой отметины, где, по ее предположению, ювелир Кох сбросил в сорок пятом году сокровища с «Германика». Может, она эту карту хранит, чтобы не забыть фамилию своего мужа? На всякий случай смотрю на обратную сторону. На одном из квадратиков, образованных затертостями от перегибов, размашисто и уверенно написано: «Люблю». Подношу карту к оконному стеклу. Смотрю на просвет. «Люблю» находится как раз в чистом море – на голубой поверхности, кое-где пересеченной судоходными маршрутами.

Осторожно сворачиваю карту и закладываю обратно в обложку. Скука. Выхожу в коридор и пробираюсь в другой его конец, стараясь ступать бесшумно.

Я думал – девушки трудятся в кондитерской в поте лица над очередным кондитерским шедевром. Вошел, не таясь, в комнату Ваниль, чтобы для поддержания настроения пошарить и там. И что я вижу?! Все лампочки в комнате зажжены. Она сидит на кровати – вполне современной, никаких пологов и вычурных спинок, трясется – голая! – и направляет на дверь странный предмет, похожий на деревянный крест. А держит его – умора! – как пистолет. И пол вокруг ее кровати посыпан по кругу белым порошком. Даже в психушке у Кортика я ни у кого не видел таких бешеных глаз. Мне, конечно, хотелось попробовать, чем такие сексапильные девушки посыпают себе пол у кровати в те редкие ночи, когда спят одни, – ванильным сахаром или кокаином, но рисковать я не стал.

Естественно, после такого приема мне и в голову не пришло сунуться в комнату Касабланки. Нет, ну почему просто не вставить замки в двери? У Эйсы дверь вообще приоткрыта – или это ловушка? Осторожно просачиваюсь в щель – горб мешает! – и осматриваю полутемное помещение. Посередине почти пустой комнаты Эйсы – только матрац на полу и зажженный торшер – стоит детский манеж, прикрытый сверху прозрачной сеткой. В манеже лежит ребенок в ползунках – не больше года, честное слово! – и с ним рядом саксофон. Ребенок повернул голову набок, посмотрел на меня осмысленно, как будто сейчас скажет…

«Привет, Атила!»

И еще сделал ручкой. Я сбежал вниз, в кофейню, и затаился в углу за холодильником. Ну и дела. Увиденному есть два объяснения. Извращенка Эйса держит у себя в комнате карлика для забав. И второе – в пирожные с заварным кремом (я съел три) веселые девушки добавляют серьезный галлюциноген.

Если думать о высоте и как гудит ветер у башни крана, то все остальное покажется несущественным и смешным. Подумаешь, карлик в ползунках…