Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Оставь убогую, ей и так по жизни досталось, — отмахнулся он, а этой «убогой» раздраженно: — Эрра, в чем проблема? Я вообще занят, если не заметила, а тобой займусь позже. Испарись.
Она не испарилась. У нее банально рот от изумления приоткрылся. У меня тоже.
— Стужев, — прошипела взбешенная рыжая ведьма, — я не ей, я тебе рожу подправлю, сволочь кобелинистая!
Князь перевел возмущенный взгляд с блондинки, одарил меня недоуменным, потом до него дошло. Хмыкнул, наклонился и, нежно поцеловав, заявил:
— Каваечка моя, под Винкс заточенная, еще пара секунд. Наберись терпения. — И не меняя полулежащей на мне позы, уже вампирше: — Эрра, я тебя бросил уже два года как, возвращаться не планирую, так что исчезни вместе со всеми претензиями и не мешай с женой мириться. Мне и так несладко.
— Да неужели? — ехидно спросила я, напрочь позабыв обо всем, кроме прижимающего меня всем телом к столу Стужева.
Не отреагировав на мой вопрос, Князь выразительно взглянул на вампиршу. Шикарная блонка шумно выдохнула и прошипела:
— Я собиралась предупредить вас о восстании и революции матриархата, но теперь, — она гордо вскинула подбородок, — пойду и присоединюсь!
Когда за вампиршей с грохотом захлопнулась дверь, Саша посмотрел на меня и подозрительно спросил:
— Ты в курсе, о чем она?
— Нет, — солгала с самой милой улыбочкой.
Он улыбнулся мне, наклонился и, почти целуя, напел:
— Ты, сладкая девочка,
Тебя так любят мальчики,
Но ты недоступная,
Прыгаешь, бегаешь солнечным зайчиком!
Закусив губу, чтобы только не улыбаться, смотрю в его серо-синие такие любимые глаза, на чуть насмешливо изогнутую черную бровь, на смешинки, прячущиеся в уголках рта… Стужев, я реально влюбилась в тебя по уши!
— Мм-м, у тебя такое выражение на лице… загадочное. — Он потерся носом о мой нос. — О чем думаешь?
— О том, какая ты сволочь лживая, — улыбаясь, прошептала я.
Его левая бровь изогнулась сильнее, смешинки замерцали уже в глазах, и Князь самодовольно произнес:
— Злишься, Маргош.
Да уже вообще нет. В избушке больно было… ровно до слов книги. А сейчас… и вовсе нет. Вот только ты, анимешка моя фольклорная, об этом никогда не узнаешь. Что б запомнил, гад, на всю оставшуюся жизнь.
— Стужев, — я чуть-чуть отодвинулась от него, — ты меня бросил. Я не знаю, о чем ты в тот момент думал, но ты меня бросил. При свидетелях. Мне было больно, Стужев. И обидно. До слез. А теперь…
— Прости, — сказал отчетливо, глядя мне в глаза. — Я должен был уйти. Нормально уйти и разобраться с проблемой, а не возвращаться к тебе опять десять раз, потому что просто… уходить не хотелось, Ритусь. Мне хорошо с тобой. Мне вообще хорошо, только когда ты рядом. Светло становится на душе, которой у меня нет, по идее. У меня такого никогда не было, понимаешь? Даже в детстве. Я только с тобой понял, что такое улыбаться искренне и как это — радоваться каждой минуте, каждому мгновению, каждой секунде. Ты нужна мне, Рита, нужна, как воздух, как дыхание, как свет, как единственная радость в моей наполненной тьмой жизни.
И я поняла, что таю. Таю и все. Окончательно.
— Саш, — простонала, обнимая его за шею, — и вот что, мне теперь вот так вот сходу тебя и простить, да?
Только что серьезный и искренний, Стужев выдал самоуверенную улыбку Змия в Райском саду, словно он не только Еве и Адаму, но и самому Богу яблочко познания скормил. И взгляд у него при этом такой победительский был!
— Стужев, ты сволочь! — искренне выругалась я.
— Маргош, — коварная усмешка и в высшей степени нахальное, — информацию про поганый характер я и не скрывал, согласись.
— Гад! — выдохнула возмущенно.
— Даже спорить не буду, — покорно согласился Стужев и, погладив меня по ноге, прошептал: — Маргош, давай вернемся к выплатам по эротическим кредитам и вообще вспомним о супружеском долге, потому как я пока тебя спать укладывал, едва сдержался…
— То есть те как минимум два засоса, что украшают мои шею и грудь, ты называешь «едва сдержался»? — гневно спросила я.
Кощей-младший невозмутимо пожал плечами и задумчиво произнес:
— Хорошо, что у вампиров зеркала не в моде.
— Что?! — в ужасе смотрю на Стужева. — А что я там должна была увидеть?!
— Да ничего, — кое-кто снова вернулся к поглаживаниям, — я просто такой злой был, что покусал тебя немного… за попу.
— Что???
— Чего ты орешь? — Князь смотрел на меня ну очень обиженными глазами. — Между прочим, заметь, я хоть и был зол, но тебя не будил, скандалов семейных не устраивал и не вопил: «Что ты делаешь у темных, женщина?!» А попа, — взгляд его сделался мечтательным, — ну тут уж, Ритусь, я ничего не мог с собой поделать, у тебя такая потрясающая… Мм. Что-то мы свернули с темы выполнения супружеского долга.
Хмуро глядя на няшку бессовестную, решительно произнесла:
— Я хочу видеть свою… ну ты понял, о чем я!
Кое-кто нахмурился и возмутился:
— Рит, ну ты нашла время для самолюбования, а…
— Я хочу увидеть! — заорала я. — Не обсуждается! Найди мне зеркало, ты… извращенец клыкастый!
Извращенец клыкастый сузил глаза от ярости, нахмурился и очень недобро произнес:
— Ладно, как пожелаешь, дорогая.
После чего слез с меня, спустил меня со стола, развернул к себе спиной и скомандовал:
— Нагнись.
— Что? — не поняла я.
— Нагнись, я сфоткаю, у меня телефон с собой, — выдал Стужев.
Молча посмотрела на двери — закрыто. Прислушалась к происходящему в замке — тишина. Вспомнила, что Стужев мне как-никак муж и все там он уже видел, и вот даже покусать умудрился. Решила, что ничего в этом такого нет, я нагнусь, он приподнимет юбку и сфоткает, и все. Вот, все очень просто, и потому уверенно сказала:
— Нет.
Да, женская логика — самая логичная логика в мире, даром что мир фэнтезийный.
— Не понял, — собственно, не понял Саша.
Используя стол в качестве опоры, отошла от Кощея-младшего, доковыляла до стула, стерла с него остатки салата, который был сброшен, видимо, в момент нашего поцелуя, села и принялась расстегивать застежку пыточной стриптизерской обуви, попутно обрадовав некоторых:
— В общем, ты мне теперь еще и за покусанный филей должен!
Улыбнулся, подошел, и то, на чем я собиралась потерять все ногти, расстегнул легко и быстро. Затем стянул паутину из кожи и страз, освободил мою ногу, а после… нежно погладил, ласково-ласково, и приступил ко второй застежке. А я сидела, смотрела на него, на косую челку, сейчас прикрывающую правый глаз, от чего взгляд у Саши становился совсем лукавым…