– Но я хотел… – начал было Кловис.

– К тому же ты, должно быть, смертельно устал. Отдыхай, пользы от тебя нам не будет никакой. Тщательно запри оружейную комнату, принеси сюда шпаги и пистолеты, закрой дверь на засов и ложись спать. Если, конечно, Танкреду не станет хуже.

Кловис, относившийся к старшему брату с уважением, пообещал принять все необходимые меры предосторожности и тотчас же взялся за дело.

– А теперь, милейший мой Жанно, в путь!

Годфруа с Коарассом предусмотрительно вооружились. Затем вышли в сад и вместе со слугой направились к двери ограды. Но не успели они сделать и нескольких шагов, как Жанно издал вопль ужаса, застыл как вкопанный, задрожал, показал рукой на какую-то темную массу и, стуча зубами, сказал: – Там… там… что-то шевелится. Вы разве не видите?

Мэн-Арди подошел ближе.

– Черт возьми! Еще два славных бордоских дуэлянта.

– Они мертвы? – спросил Жанно тоном, выдававшим его неописуемый страх.

– Нет, мой дорогой, еще шевелятся, – ответил Годфруа. – Я не гарантирую, что эти молодчики доживут до конца месяца, но пока они не только дышат, но и стонут.

Кто-то и в самом деле жалобно охнул. Это пытался ползти Маршан.

– Что будем делать? – спросил Ролан.

– Вытащим их наружу, уложим под стеной – и дело с концом. Повидавшись с мадам де Блоссак, мы пойдем в полицию и обо всем расскажем дежурному комиссару, который, по всей видимости, пришлет за ними своих людей.

Годфруа с Роланом по очереди перенесли раненых и уложили их на улице в нескольких шагах от того места, где еще совсем недавно лежали д’Орбижа и двое других бретеров.

Но наши молодые люди были немало удивлены, увидев перед собой тело одного лишь д’Орбижа.

– По-моему, – сказал Коарасс, – раньше на земле лежали три человека, может, раненых, может, убитых.

– Так оно и есть.

– И что с ними стало?

– Они ушли, – ответил им пронзительный, словно доносившийся из-за стены, голос.

– Кто это там прячется? – спросил Годфруа.

Жанно вновь почувствовал себя нехорошо.

– Вы меня не знаете, – продолжал голос, – я маркиз де Босежур.

И старик вновь гнусаво затянул:

Он отнял у меня жену, ля-ля,

Он отнял у меня жену.

– Маркиз де Босежур, – прошептал Коарасс.

– Да, они ушли, – продолжал маркиз, – но не сами – злодеев взвалили себе на плечи и унесли с собой двое их друзей.

– Понятно, – сказал Ролан. – Те самые, что убежали из сада. По всей видимости, они решили спасти своих приятелей от наказания, которое ждет их как зачинщиков вооруженного ночного нападения. Ну-ну, продолжайте.

– Господа, прежде чем удалиться, скажите – вы не видели маркизу?

Чтобы понять, что маркиз де Босежур безумен, молодым людям понадобилось совсем немного времени. В то же время они, пусть даже помимо своей воли, питали к этому несчастному глубокое уважение и поэтому ответили: – Нет, сударь, не видели. Вы ступайте к себе отдыхать, а мы отправимся на ее поиски.

Бедный старик их горячо поблагодарил и, не медля больше ни минуты, покорно пошел домой спать.

Двадцать минут спустя Годфруа, Ролан и горемыка Жанно, все еще не пришедший в себя, уже стучали в дверь особняка графини де Блоссак. Им тотчас же открыли и лакей – предупредительный и печальный – проводил молодых людей в гостиную, где их дожидалась графиня.

Сара де Блоссак сидела в большом кресле, устремив в одну точку сухие, без единой слезинки, глаза. Губы ее были плотно сжаты, лицо покрылось смертельной бледностью.

– Вы прибыли с большим опозданием, дети мои, – сказала она.

– Увы, мадам! – ответил Коарасс. – Не держите за это на нас зла. Когда слуга принес ваше письмо, нас не было дома. Но, Боже милостивый, лучше бы мы были!

– Почему?

– Потому что когда наши братья вышли из дому, чтобы отправиться к вам, на них набросилась шайка негодяев, определенно намеревавшихся их убить.

– О чем это вы?

– К великому счастью, они вели себя так же, как когда-то их отцы на улице Аржантье, и отступили лишь перед лицом значительного численного превосходства.

– Они ранены?

– Если бы мы, по доброй воле провидения, не подоспели на подмогу в тот самый момент, когда наши храбрецы уже считали сражение проигранным, их обоих сейчас уже не было бы в живых.

– Они ранены? Ответьте мне.

– Да, мадам, Кловис получил легкую царапину и завтра вы сможете его увидеть.

– А Танкред?

– Моему брату, госпожа графиня, нанесли весьма нешуточный удар шпагой, – ответил Мэн-Арди, – тем не менее я надеюсь, что дня через два-три он вполне сможет вас принять.

– Но не будем больше об этом, – сказал Коарасс, – ведь речь сейчас идет о вас, точнее, о маленькой Эрмине.

Мадам де Блоссак, до этого демонстрировавшая столь удивительную твердость и непоколебимое мужество, разрыдалась, не в силах больше сдерживаться.

Ролан и Годфруа тут же бросились утешать ее, осыпая ласковыми, нежными словами, будто два любящих сына, преисполненных уважения и почтения к обожаемой матери.

– Вы правы, дети мои, – сказала достойная графиня, подавляя всхлипы и вытирая слезы. – Сейчас надо не плакать, а действовать.

– Расскажите нам о том, что случилось, – спросил Коарасс.

– Увы, мой друг! Не этот счет мы лишь можем строить догадки и предположения. Но как бы там ни было, это похищение – ведь в том, что это именно похищение, у нас нет никаких сомнений – было совершено при самых загадочных обстоятельствах.

– Вы можете сказать, где и когда произошло сие дерзкое преступление?

– В три часа дня, здесь, в этом доме, в присутствии слуг.

– Но это невозможно, разве что среди ваших лакеев у похитителей был сообщник.

– Я уже не знаю, что и думать. Бедное дитя исчезло, как по волшебству.

– Но это ужасно.

– Я отправилась в собор помолиться Господу, моя дочь у себя давала урок живописи Филиппине. В последний раз малышку видели играющей в большом зале на первом этаже. Похищение обнаружила я, когда вернулась из церкви.

– Каким образом?

– Посреди гостиной на полу была разбросана одежда девочки. Перед тем как увести, ее полностью раздели. Все ее вещи остались в доме; я подобрала юбочки, платьице, туфельки, рубашечку и даже нагрудник, который подарила Эрмине в прошлом году и который затем благословил монсеньер д’Авье.

Ролан на мгновение задумался.

– Вполне очевидно, что злодеи не желали брать с собой ничего, что впоследствии могло бы навести на их след.