Блаженство разлилось по телу Брай. Она закрыла глаза и еще крепче вцепилась в его плечи. Ее тело извивалось под ним, спина выгибалась, пятки упирались в его бедра, грудь прижалась к его груди. Затвердевшие соски горели, отчего по телу ее пробегала дрожь.

Люк в последний раз изогнулся над ней, хриплым криком и содроганием тела извещая об освобождении. Некоторое время он лежал неподвижно, затем просунул руку между их слившимися телами и, глядя в лицо Брай, стал медленно поглаживать ее интимное место. И от этой ласки она получила такое же удовольствие, которое только что он получил от нее.

— Бри, — шептал он. — Милая, милая. Бри.

Брай снова не хотела отпускать его от себя. Ей хотелось продлить их близость. Сейчас он был для нее самым дорогим человеком на свете. Она решила сказать ему об этом, но он, угадав ее желание, приложил палец к ее губам.

— Утром ты опять начнешь во всем сомневаться, — проговорил он. — Но помни, что в этом нет ничего постыдного.

— Я буду помнить об этом.

Поцеловав ее в последний раз, он вышел из нее и лег рядом.

— Я не хочу, чтобы наступало утро, — прошептала она.

— Я тоже.

Утро, конечно, наступило; Оно было серым и ненастным. Брай лежала с закрытыми глазами, не решаясь посмотреть на Люка. Но любопытство пересилило, и она протянула руку, чтобы убедиться, что он рядом. Кровать была пуста. Люк исчез.

Брай вскочила с кровати и направилась в гардеробную. Мочалка и полотенце Люка были еще влажными, и это говорило о том, что он был здесь совсем недавно. Смотрел ли он на нее спящую? Трудно ли было ему ходить, не разбудив ее?

Брай посмотрела на свое отражение в зеркале над комодом. Кажется, она совсем не изменилась, если не считать румянца на щеках, блеска в глазах и слегка опухших век. Все было как всегда, и изменилось только одно: ее брат погиб, а она вернулась к жизни, чтобы до конца своих дней оплакивать его.

Элизабет Гамильтон Фостер сидела в постели, когда Брай, постучав, вошла в ее комнату. На матери были ночная рубашка и атласный халат пурпурного цвета с разбросанными по нему фигурками китайцев. Воротник и от полы рукавов были ярко-желтого цвета. Ее волосы, все еще волнистые, имели такой же каштановый оттенок, как и у ее среднего сына. На висках виднелись седые пряди, которые казались скорее серыми, чем серебряными, как несколько недель назад.

Руки, державшие чашку с чаем, слегка дрожали. Увидев дочь, Элизабет поставила чашку на столик и улыбнулась, хотя глаза ее оставались грустными.

— Брай, иди ко мне. Садись рядом. — Элизабет похлопала по краю постели и протянула дочери руку.

Брай осторожно села, боясь, что малейшее ее движение причинит боль худенькому телу матери.

— Мама. — Брай взяла руки матери и нежно пожала их. Глаза Элизабет наполнились слезами. Она попыталась сдержать их, но они повисли на ресницах и побежали по щекам.

— Дай мне носовой платок, — попросила она. Брай дала платок, и Элизабет промокнула глаза и вытерла щеки.

— Ты будешь допивать чай? — спросила Брай.

— Нет. Ты уже завтракала?

— Пока нет. Я решила сначала повидаться с тобой. Вчера…

— Вчера я даже представить себе не могла, что смогу справиться с таким горем. Но вот я проснулась и все еще жива, а сына нет. — Глаза Элизабет были сейчас сухими, но лицо — таким же белым, как носовой платок. — Мне жаль, что я не могу утешить тебя, Брай. — Элизабет погладила дочь по щеке. — А как ты, дорогая? Как у тебя дела?

— Мне очень грустно, мама. Ужасно грустно.

Элизабет кивнула и отвернула край одеяла. Брай положила голову матери на колени. Элизабет гладила дочь по голове, плечам и спине, стараясь утешить ее.

— Рэнд делал то, что хотел, Брай. От этой мысли мне становится легче.

— Мне кажется, что, если бы он так не стремился найти сокровища, мы смогли бы уговорить его остаться в «Конкорде» и он бы продолжил свою исследовательскую работу.

— Ты бы его не уговорила. Вы не смогли бы управлять плантацией вдвоем. Никто из вас не пошел бы на уступки, у вас схожие темпераменты, и вы бы просто передрались.

Мать была права: Брай чуть не ударила брата в их последнюю встречу. Они опять поскандалили по поводу ее замужества и его отъезда из «Конкорда». Кроме всего прочего, существовал еще Оррин. Рэнд так и не научился жить с ним под одной крышей.

— Тебе никогда не приходило в голову, что сокровища Гамильтонов — Уотерстоунов проклятые? — спросила Брай. — Ведь никого не осталось в живых из семьи Уотерстоунов. А Рэнд — последний из Гамильтонов по мужской линии, который мог бы продолжить род и сохранить фамилию.

— Проклятые? — Элизабет откинулась на подушках и закрыла глаза. — Я всегда так думала. Твой отец часто смеялся надо мной, но не смог переубедить меня. Пока я росла, мне нравилось слушать рассказы о них. Тогда для меня это было красивой сказкой, а когда я вошла в семью, стало реальностью.

— Теперь с этим покончено, мама. По крайней мере так считает Оррин. Сокровищ больше нет, а потому и нет связанной с ним проклятой тайны.

— Брай, — Элизабет дотронулась до руки дочери, — следи за своей речью.

— Но это ведь правда? Нет ни тайны, ни сокровищ. Мы всё потеряли, так же как и Уотерстоуны. Пора покончить со всем этим. Пусть поисками занимаются другие.

— Почему это тебя так волнует? — спросила Элизабет. — Может, он здесь именно поэтому? Может, по этой причине вы и поженились?

Брай резко села и посмотрела на мать. Во рту у нее пересохло.

Элизабет протянула руку к дочери и расправила темно-фиолетовое платье на ее коленях, которое Брай надела по случаю траура.

— Оно стало узко тебе в плечах, — огорчилась Элизабет. — Осмелюсь предположить, это из-за того, что ты наверняка работала не покладая рук во время последнего урожая. У тебя сейчас плечи, как у дочери фермера. Я попрошу Адди привести к нам портниху. Тебе надо заказать новые платья. Твои уже давно вышли из моды.

— Мама, мне неприятно говорить о моде, урожае и моей фигуре. Я действительно фермерская дочь, и отец гордился бы этим.

— Я тоже горжусь тобой, Брай, — ответила Элизабет, комкая в руках носовой платок.

— Я знаю, что ты гордишься мной. Извини, если обидела тебя, но я не хочу, чтобы ты вмешивалась в мои дела. Его имя Лукас Кинкейд. Это Оррин сказал тебе о нашем браке?

— Да. Вчера. Наверное, сразу после того, как мистер Кинкейд проинформировал его об этом. — Элизабет промокнула глаза носовым платком, хотя они были сухими. — Как ты могла? Ни слова нам не сказала! Абсолютно ни единого словечка. Чарлстон расположен не на краю света, Брай. Ты могла бы послать кого-нибудь с сообщением. Мне так хотелось быть в эту минуту рядом с тобой! — Взгляд Элизабет упал на живот Брай. — Ты беременна?