Но была еще Риса. Взгляд Касуми остановился на девочке, ставшей ее единственной дочкой. Риса, вооружившись пультом от телевизора, переключала с канала на канал. Умело отлавливая любимые ролики, она беззаботно подпевала героям рекламы. Дитя — побывавшее младшей сестрой, а теперь ставшее единственным ребенком в семье. Бедная девочка, которой все время приходится терпеть из-за исчезнувшей старшей сестры. Но у Рисы были силы это пережить.

Если Касуми решит исчезнуть, значит, ей придется бросить своего ребенка. Сможет ли она бросить Рису? Сможет ли она ради пропавшего ребенка бросить другое свое дитя? Бросить не ради Юки, а бросить ради себя, женщины, у которой пропало дитя, подумала Касуми и содрогнулась от этой мысли.

Она вспомнила слова Асанумы «как аукнется, так и откликнется». Искали ли ее, сбежавшую из дома свою единственную дочь, родители, как искала она Юку? Искали ли они ее в перерывах между приготовлением кацудона и рамэна? Эгоистка до мозга костей, бросившая родителей, потерявшая из-за собственного предательства ребенка, эгоистка, которая теперь собирается бросить еще одного ребенка и мужа! И такой она была всегда! Ее стремление всегда быть самой собой причиняло столько боли окружающим ее людям. Осознав это, Касуми, кажется, наконец поняла, как Исияма принимал решение о покупке дачи: он впервые в жизни решил отказаться от всего и поступить, руководствуясь лишь своими желаниями. Наверняка это решение далось ему, человеку, которому все в жизни давалось легко, с неимоверным трудом. Сама Касуми, для которой свидания с Исиямой были ее «побегом», в душе не одобряла его решения. А может, просто не верила в Исияму? Побег на Хоккайдо казался ей тогда дезертирством. Теперь она подумала, что снова готовится к побегу. И если ей не удастся сбежать, она перестанет быть сама собой. Эта идея незаметно стала овладевать ею.

Было уже за полночь. Касуми стояла у кроватки Рисы. Лежа на боку, Риса крепко спала с полуоткрытым ртом. У изголовья лежала аккуратно сложенная одежда, такая же, как та, что была куплена для Юки. На подушке валялся обруч. Касуми с нежностью смотрела на дочь — видимо, так и заснула, не сняв тот с головы. Улыбнувшись, она тихонько положила обруч на сложенную одежду. Размеренное, здоровое дыхание Рисы смешивалось с тихим жужжанием кондиционера. Она любит свою девочку, та ей небезразлична. У Касуми стало легче на душе, когда она это осознала.

Но этого было недостаточно. И не потому, что в Рисе чего-то не хватало. Спокойствие от того, что Риса растет здоровым ребенком, порождало внутри Касуми какой-то дисбаланс, рвущий ей душу. Правда заключалась в том, что внутри Касуми жило безграничное беспокойство о другом ребенке — где он, что с ним — и о себе: она не знала, что будет с ней самой. Чем стабильней была ее жизнь, тем сильнее терзало ее это беспокойство. Что произойдет с ней, если она полностью погрузится в его пучину? Касуми не заметила, когда руки ее сами сложились в молитве. Это был жест Огаты, он всегда делал так. Касуми пыталась представить, что бы ей сейчас сказал Огата, но так ничего и не придумала.

Прокручивая в голове вчерашнее решение, Касуми блуждала по зданию аэропорта в поисках выхода. Она все шла и шла, а вокруг тянулись бесконечные ряды сувенирных лавок. Нагруженные багажом туристы выбирали местные сувениры: дары моря и молочную продукцию. В прошлом году она легко нашла выход, а в этом — никак не получалось. Касуми была взбудоражена — наконец она прибыла на Хоккайдо с новыми сведениями о Юке. А может, просто потому, что давно не заявлялась сюда в одиночку. И в прошлом, и в позапрошлом году они приезжали сюда всей семьей. Тогда ее преследовало ощущение, что она неверной походкой бредет по краю пропасти, время от времени косясь вниз. На этот раз, как ни мала была вероятность, у нее появилась надежда. Если ее снова ждало разочарование, впереди — только «побег». Что в результате «побега»? Этого она не знала.

В конце концов Касуми, обнаружив лестницу с надписью «выход», спустилась вниз. Из огромного окна было видно белесое небо. Блеклое летнее небо северных широт. Она все меньше и меньше скучала по нему, небу из ее детства. Будто пытаясь вынырнуть из глубины озера, она закрыла глаза, опустила плечи и рванулась телом на поверхность.

Касуми села на электричку JR, следующую в Саппоро. По прибытии купила в привокзальном киоске карту Отару и бэнто на ужин. Гостиница, где она остановилась, располагалась неподалеку от вокзала. В комнате — ничего, кроме односпальной кровати. Комнатенка была такой незатейливой и тесной, что задайся кто-нибудь целью сделать ту еще более компактной, ничего бы не вышло.

После полудня она почувствовала себя одинокой и беспомощной в этом малознакомом городе. Но тревоги не было. Касуми вспомнила, с какой гордостью она смотрела на тесную комнатенку в три татами, снятую ею после приезда в Токио. Среди комнат, которые предлагала школа, ее была самой дешевой. Фуро в ней не было, туалет и кухня — общего пользования. Тут уж ничего не поделаешь: откуда у беглянки взяться деньгам? Все, что у нее было, — остаток денег, обманом полученных от родителей на обучение в Саппоро, из которых она оплатила училище в Токио. Вдобавок у нее имелись небольшие сбережения — она понемногу откладывала с тех денег, что дарили ей на праздники взрослые. Касуми купила футон и кухонную утварь — деньги закончились. О холодильнике и телевизоре приходилось только мечтать. Тем не менее с этой бедной обстановкой у нее было связано так много хороших воспоминаний, что она не променяла бы их ни на что. Она была горда собой, горда своей независимостью. Нынешний ее настрой чем-то напоминал ей то далекое ощущение.

Вечером Касуми позвонила Асануме. Голос у того был растерянный:

— Мориваки-сан, здравствуйте! Уже прибыли в наши края?

— Да, я в Саппоро. Завтра собираюсь съездить в Отару.

— Но я же вам сказал. Нет смысла, информация не подтвердилась. Я же связывался с местной полицией.

— И они сказали, что это мальчик.

— Совершенно верно. И у него есть семья. Женщина, которая позвонила, явно не из тех краев, так что, говорят, местные были возмущены ее обвинениями.

— Но ведь она сказала, что ребенок похож на меня. Даже если это не Юка, мне бы все равно хотелось взглянуть.

— Ясно… понимаю, — выдавил Асанума, будто обращаясь к самому себе.

В его голосе она уловила сочувствие, но при этом полицейский явно тяготился их разговором.

— Я в любом случае хочу убедиться своими глазами, — без обиняков заявила Касуми.

— Мориваки-сан, если вас это успокоит, то, конечно, я думаю, вам лучше поехать, — с прохладцей в голосе согласился Асанума.

— Спасибо, что уделяете мне столько внимания. Я знаю, что у вас и без меня много дел.

Ответа не последовало, на том конце провода просто положили трубку. Касуми легла на кровать и стала смотреть на темнеющее небо. Завтра она поедет и убедится во всем сама. Как было бы здорово, если бы ребенок оказался Юкой. Допустим, это Юка. Касуми так много потеряла за эти годы, сможет ли она восполнить это чувство утраты?

Взгляд ее остановился на телефонном справочнике, лежащем на прикроватной тумбочке. Невольно она подумала о Фуруути, который намекал ей в свое время на побег. Касуми поднялась с кровати и стала листать толстенный справочник. Нашла «Строительная компания Фуруути». Название было тем же. Адрес и телефон она выучила наизусть, сама визитка истрепалась от постоянного тисканья. Может, попробовать позвонить? На этот раз у нее хватит смелости так поступить, возможно, потому, что она одна в этой комнате, и потому, что она свободна. Касуми нерешительно набрала номер, на той стороне трубку быстро, даже слишком быстро подняли.