внимание на шквальное увеличение в самых известных международных СМИ объема статей и комментариев от ведущих экспертов о скорой печальной участи американского доллара» -- «Даже люди, которых сложно заподозрить в нелояльности к финансовой системе ""золотого миллиарда"", открыто заявляют о том, что ""пациент"" пусть еще не мертв, но уже смертельно и неизлечимо болен»",Елена Иваницкая - Обзор-387. На кого работает время – Куда мы идем... | Facebook,https://www.facebook.com/permalink.php?story_fbid=pfbid0p9EFGjJSM4zdYWtihFfvDt29d5W5GrhKyarYHcHZQW4j4RipZLZc7ntYJHgw6Fr3l&id=100010075774814,2023-05-20 02:20:57 -0400

Владимир Кара-Мурза* из тюрьмы: «Главное — не молчать и не бояться»,"NT : Что Вы почувствовали, когда услышали приговор: «25 лет колонии строгого режима»?   Письмо Владимира Кара-Мурзы. Владимир Кара-Мурза: Вспомнил фразу из письма Артура к Джемме в романе «Овод»: «Свою долю работы я выполнил, а мой приговор — лишь свидетельство того, что она была выполнена добросовестно».  Я ожидал 24 года, адвокаты мне объяснили, что человеку, у которого есть несовершеннолетние дети (у меня их трое), не могут дать больше. Мне дали. Значит, оценили работу по высшему баллу. Все-таки мы тогда в точку попали с «Законом Магнитского». И два отравления были за него, и вот теперь сталинский «четвертак». Да ещё и судью назначили демонстративно — из «списка Магнитского». Забавно: они сами показывают, чего боятся.   NT: Вы пишите: «Каждый историк хочет оказаться в том времени, которое он исследует» — в чем Вы видите совпадения нынешних, путинских репрессий с годами сталинского террора, когда в молотилку репрессий попал Ваш дед?  ВСЕ ЧТО Я УВИДЕЛ ЗА ЭТОТ ГОД НА СВОЕМ СЛЕДСТВИИ И СУДЕ — УЖЕ ИЗ СТАЛИНСКОЙ ЭПОХИ Владимир Кара-Мурза: До последнего времени я видел параллели скорее с преследованиями диссидентов в 1960-1970-е годы — но сейчас очевидно, что те «вегетарианские» времена мы уже прошли. Все что я увидел за этот год на своем следствии и суде — уже из сталинской эпохи. Закрытость самого суда — на процессах диссидентов зал заполняли заранее подобранной массовкой, но туда могли пойти хотя бы близкие родственники. На мой суд не пустили никого. Поведение прокурора — Борис Георгиевич Локтионов мог бы без грима играть в фильмах о процессах Промпартии или Союзного бюро меньшевиков.    Судья Подопригоров  Чего стоит его последняя фраза в обвинительной речи: «Перед вами враг, который должен быть наказан!» Ну и срок, конечно — 25 лет политическим в нашей стране давали только при Сталине, в конце сороковых — начале пятидесятых годов. Помните, латыш Кильдигс в «Одном дне Ивана Денисовича» сидел как раз «четвертной». Так что, конечно, не по масштабам (пока), но по сути выстроенная сегодня в России машина государственных репрессий — оттуда, из сталинских времен. Причем совпадения до мельчайших деталей. Пару лет назад я читал в ГАРФе следственное дело моего деда, историка и журналиста Алексея Сергеевича Кара-Мурзы, который был арестован в 1937 году по статье 58-10 (сидел в Таганской тюрьме, затем в Амурлаге и Бамлаге). В его обвинительном заключении 1937 года было написано, что он «высказывал враждебность к руководителям партии и правительства».  В моем обвинительном заключении 2023 года: «употребил высказывания, содержащие негативную оценку и выражающие враждебное отношение к группе лиц, представляющих государственную власть, высшие органы управления в Российской Федерации, включая Президента Российской Федерации» (орфография оригинала). Если бы не видел своими глазами — сам бы не поверил.",Владимир Кара-Мурза* из тюрьмы: «Главное — не молчать и не бояться»,https://newtimes.ru/articles/detail/241698?lang=ru&fbclid=IwAR3TU7yK23V5-V8UJDLK3zfAdSI2xp7u4Phmh5Ws912F0yfGGuMv0rcVeMo,2023-05-20 02:22:43 -0400

Владимир Кара-Мурза* из тюрьмы: «Главное — не молчать и не бояться»,"NT: Вы оказались — в той или иной степени — в исследуемой Вами реальности политического террора. Вы сознательно пошли на этот шаг — на то, чтобы оказаться внутри путинской репрессивной машины? Почему я спрашиваю — потому что, как Вы знаете, Илья Яшин* в интервью Юрию Дудю*, да и в разговоре с автором в буквальном смысле слова накануне своего ареста говорил, что шанс, что его арестуют, очень высок, но уезжать из страны он не только не стал — после интервью с Дудем вернулся из Стамбула в Москву. Еще раньше Алексей Навальный в феврале 2021 года вернулся в Москву после отравления и чудесного исцеления, зная, что Путин его посадит. Вы считаете, такая жертвенность оправдана? И в развитие предыдущего вопроса: Вы приехали в Москву, когда уже был принят закон, вводящий  уголовную ответственность — трехлетний тюремный срок — за призыв к введению санкций против российских госчиновников. Этот закон мы между собой так и называли «имени Володи Кара-Мурзы», поскольку Вы много лет занимались Актом Магнитского. Вы осознанно рисковали или думали, что пронесет?   Адвокат Вадим Прохоров и Владимир Кара-Мурза   Владимир Кара-Мурза: Прежде всего по поводу «сознательного» попадания в тюрьму. Этот вопрос часто задают и мне, и — знаю — Алексею (Навальному**), Илье (Яшину*), другим политзаключенным. Сама постановка вопроса, как мне кажется, неверная — и даже опасная. Она как бы перекладывает ответственность с тех, кто сажает невиновных за политические взгляды, на самих этих людей: мол, это они сами, «сознательно» идут в тюрьму.  Сознательно идут в тюрьму те, кто совершает преступления. Все что делали Алексей, Илья, я и другие — это открыто высказывали свою позицию. Эти разговоры не новые — еще в советское время в отношении диссидентов возник термин «самосажание». Анатолий Якобсон, который тоже считал этот термин вредным, ответил на него в своем знаменитом письме по поводу демонстрации августа 1968 года, напомнив, что вопрос этот — не практический, а нравственный. «Исходите из того, что правда нужна ради правды, а не для чего-либо еще; что достоинство человека не позволяет ему мириться со злом, если даже он бессилен это зло предотвратить».   Я глубоко и твердо убежден, что политик может оставаться политиком только находясь в своей стране. Журналисты, писатели, правозащитники, деятели культуры — могут (и должны) говорить откуда угодно. Политик — не может. Это та редкая по нынешним временам область, где «удаленки» не бывает. И здесь (как и в том, о чем писал Якобсон) вопрос прежде всего не в практической плоскости, а в этике и ответственности. Публичный политик должен разделять риски со своими согражданами. Невозможно призывать людей к борьбе с авторитарным режимом, самому находясь в безопасном далеке. По крайней мере я бы не считал, что имею на это моральное право. Поэтому для меня вопрос отъезда насовсем не стоял никогда — я вернулся в Москву после реабилитации после обоих отравлений в 2015 и 2017 годах (хотя уже тогда, до всяких