— На Сару.

— Что это тебе приходит в голову! — Монике показалось, что комната закружилась перед ее глазами. Напряжение последних нескольких дней вывело ее из равновесия, и от вопроса Моргана она потеряла самообладание.

— Зачем тебе надо ее видеть? — Она не могла скрыть пробивавшуюся в ее голосе нотку раздражения, но он, как всегда, никак не отреагировал на интонацию. Она даже не была уверена в том, что он воспринимает повышение голоса как знак того, что она сердится.

— Чтобы посмотреть, как она теперь выглядит, — спокойно ответил Морган.

— Зачем тебе это? — Голос Моники звучал все более взволнованно, и она почувствовала, что сжимает кулаки. Ее охватил ужас, и каждое слово Моргана казалось новым шагом навстречу тому мраку, которого она всегда так боялась.

— Чтобы посмотреть, какая она мертвая, — пояснил он, не отрывая взгляда от ее лица.

Монике вдруг стало трудно дышать. Показалось, что стены тесной клетушки надвигаются на нее и вот-вот раздавят. Ей больше не выдержать, нужно глотнуть воздуха.

Не говоря ни слова, она вскочила, кинулась к двери, вылетела наружу и с грохотом захлопнула ее за собой. Холодный, промозглый воздух обжег ей глотку, когда она глубоко вдохнула его полной грудью, и через некоторое время она почувствовала, как пульс начал успокаиваться.

Она осторожно заглянула в одно из окошек. Морган уже сидел, повернувшись к экрану. Пальцы его так и летали по клавиатуре. Прижавшись лицом к стеклу, она смотрела на его затылок. Она любила его так сильно, что от этого было даже больно.

Ничто не доставляло ей такого удовлетворения, как уборка. Другие члены семьи говорили, что это мания, но ее это совсем не беспокоило. Главное, чтобы они не мешались под ногами и не пытались ей помогать, большего она не требовала.

Как всегда, Лилиан начала с кухни. Каждый день то же самое. Протереть все поверхности, пройтись пылесосом, вымыть пол и один раз в неделю вынуть все из ящиков и шкафов и протереть внутри. Покончив с кухней, она перемещалась в прихожую, в гостиную и на веранду. Единственной комнатой на первом этаже, которую она не могла прибрать, была маленькая гостевая, в которой спал Альбин. Ею она займется потом.

Она потащила пылесос на второй этаж. Стиг хотел купить другую модель, не такую громоздкую, однако она вежливо, но решительно отказалась. Этот пылесос служил ей пятнадцать лет и до сих пор был как новый. Гораздо лучше современных агрегатов, которые ломаются по четыре раза в год. Хотя он действительно тяжеловат. Добравшись до площадки второго этажа, Лилиан почувствовала, что немного запыхалась. Стиг не спал и повернулся к ней лицом, когда она вошла.

— Ты совсем себя не жалеешь, — произнес он слабым голосом.

— Лучше так, чем сидеть без дела.

Это был между ними привычный разговор. Он говорил ей, чтобы она себя не перетруждала, а она отвечала какой-нибудь бодрой репликой. Небось в доме была бы совсем другая картина, если бы она перестала сама выполнять всю работу, переложив на них часть обязанностей. Без нее дом пришел бы в запустение и все бы развалилось. Это на ней все держалось, и все они это знали. Могли бы хоть иногда проявить какую-то благодарность. Но куда там! Вместо этого они только бубнят ей, чтобы она себя не перетруждала! Лилиан почувствовала, как в душе поднимается знакомое раздражение. Она зашла к Стигу и заметила, что он бледнее обычного.

— Ты сегодня неважно выглядишь, — сказала она, помогая ему приподнять голову от подушки, чтобы вытащить ее и взбить, а потом вернуть на место.

— Да, у меня неважный день.

— Где больше всего болит? — спросила она, присаживаясь к нему на кровать.

— Кажется, всюду, где только можно, — слабо ответил Стиг, попытавшись изобразить улыбку.

— Неужели нельзя сказать поточнее? — раздраженно откликнулась Лилиан. Она подергала свалявшиеся шерстинки на пледе и требовательно посмотрела на мужа.

— Желудок. Так и крутит все время, а иногда вдруг такая резь!

— Да, надо, чтобы Никлас вечером тебя посмотрел. Нельзя же просто так лежать и лежать!

— Только не в больницу! — Стиг даже замахал на нее руками.

— Это не тебе решать. Как скажет Никлас, так и будет. — Лилиан выдернула из пледа две шерстинки и обвела комнату внимательным взглядом. — Где поднос с завтраком?

Он указал рукой на пол. Лилиан нагнулась и посмотрела.

— Ты же ничего не съел! — сказала она недовольным тоном.

— Мне ничего не хотелось.

— Тебе надо есть, иначе ты никогда не поправишься. Как ты не понимаешь! Я сейчас пойду вниз и приготовлю тебе томатного супа. Надо же откуда-то брать энергию.

Он только кивнул. Когда Лилиан пребывала в таком настроении, спорить с ней оказывалось бессмысленно.

Каблуки Лилиан сердито застучали по ступеням. Никто ничего не делает, все только она да она!

Когда Мартин и Йоста вернулись в участок, за стойкой дежурного никого не было: должно быть, Анника ушла на ланч. Мартин увидел, что на столе лежит большая стопка бумаг, исписанных ее почерком: наверное, первые звонки от общественности.

— Ты скоро собираешься подкрепиться? — спросил Йоста.

— Пока еще нет. Может, в двенадцать?

— До тех пор можно и околеть с голоду, но уж лучше так, чем лопать в одиночестве.

— Ну, значит, договорились, — кивнул Мартин и ушел к себе в кабинет. По пути из Фьельбаки ему пришла в голову одна мысль, и, порывшись в телефонной книге, он нашел нужный номер.

— Я ищу Эву Нестлер, — сказал он принявшей его звонок секретарше.

Та сообщила, что линия занята, и он стал терпеливо дожидаться своей очереди. Как всегда, в трубке заиграла дурацкая музыка, но спустя некоторое время он понял, что она совсем не плохая. Мартин взглянул на часы: он прождал уже почти четверть часа. Он решил вытерпеть еще пять минут, а потом положить трубку и позвонить еще раз, но в эту самую секунду на том конце послышался голос:

— Эва Нестлер.

— Здравствуйте. Я — Мартин Мулин. Не знаю, помните ли вы меня, но мы с вами встречались несколько месяцев назад в связи с расследованием по подозрению в использовании детей. Да, я звоню вам из полицейского участка Танумсхеде, — добавил он поспешно.

— А, точно. Вы работаете в паре с Патриком Хедстрёмом, — вспомнила Эва. — Раньше мне в основном приходилось иметь дело с Патриком, но мы с вами тоже встречались.

Наступило молчание.

— Чем я могу вам помочь?

Мартин откашлялся:

— Вам знакома такая штука — синдром Аспергера?

— Синдром Аспергера? Да, я об этом знаю.

— У нас тут есть один человек, — начал Мартин и замолчал, не зная, как правильно выразиться. Моргана нельзя было назвать подозреваемым, скорее, он был лицом, представлявшим потенциальный интерес.