Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На заседании Совета Безопасности «узкого» кабинета израильского правительства было решено передать освобождение заложников в руки Западной Германии. Это непростительно ошибочное решение было принято под давлением министра обороны Моше Даяна, которого, кстати, терпеть не могла Голда Меир. Израильское правительство надеялось на немецкую педантичность и профессионализм. Но очень скоро эти надежды были разбиты о полное дилетантство и некомпетентность баварских властей. Министр обороны Израиля Моше Даян и директор «Моссада» Цви Замир были уверены, что немцы в состоянии подготовить и провести эффективную операцию по освобождению заложников. Однако никто в Израиле не знал, что в ФРГ в то время не было специального подразделения по борьбе с терроризмом.
Однако, несмотря на принятое решение, израильтяне не хотели полностью устраняться и пассивно наблюдать за разыгрывавшейся драмой. В Мюнхен специальным рейсом должны были вылететь министр обороны Моше Даян, глава израильской службы безопасности ШАБАК Йосеф Хармелин, начальник следственного отдела ШАБАК — «главный израильский переговорщик» Виктор Коэн и директор «Моссада» Цви Замир. Однако уже в аэропорту, перед самым вылетом, Виктор Коэн вдруг обратился к Моше Даяну: «Слушай, захват заложников транслируется в прямом эфире на весь мир. Если ты там покажешься, то репортеры тебя сразу узнают, и это увидят террористы. Твое появление в Олимпийской деревне станет доказательством того, что боевики ударили по самому чувствительному месту Израиля. Это только ухудшит и без того сложную ситуацию. Они сразу начнут выкручивать нам руки, с каждым часом ужесточая требования. Тебе нужно остаться в Израиле». «Да, ты прав, Виктор, — сразу согласился Моше Даян. — В Мюнхен полетите только ты и Замир. Я сам поставлю в известность Голду».
В то же время израильское правительство оказывало сильное давление на Западную Германию и МОК, требуя прекратить проведение Игр, пока израильские заложники не будут освобождены. Но федеральные и земельные власти не были готовы идти на подобные шаги. Такую же позицию занял и Международный олимпийский комитет. 5 сентября президент МОК Эйвери Брендедж сделал заявление перед СМИ: «Игры должны продолжаться любой ценой». В то время как девять израильских заложников сидели, связанные по рукам и ногам под дулами автоматов в комнате, залитой кровью погибших товарищей, начался волейбольный матч между командами Западной Германии и Японии. Олимпиада продолжалась. Олимпийцы, не выступавшие в этот день в соревнованиях, наслаждались жизнью, загорали на солнце в нескольких десятках метров от оцепления. Складывалось впечатление, что больше всего они боялись не получить своих медалей из-за прекращения Олимпиады. На экранах телевизоров, сменяя друг друга, мелькали картинки захваченного террористами дома и трансляции с Игр. В свое оправдание руководители МОК утверждали, что необходимо продолжать соревнования и «тем самым доказывать, что спорт сильнее терроризма».
Премьер-министр Израиля Голда Меир обратилась с официальным обращением к другим странам с призывом «спасти наших граждан и осудить невыразимыми словами совершенные преступления». Только после этого МОК согласился временно приостановить Игры с 15:30 до 10:00 следующего дня — до окончания намеченной поминальной церемонии. Она должна была состояться на центральном Олимпийском стадионе Мюнхена в память об израильском спортсмене [58], хладнокровно убитом террористами «Черного сентября». Тогда никто не мог представить, что поминальная церемония будет проведена точно в назначенное время, 6 сентября в 10:00, но в память не одного, а одиннадцати израильских спортсменов и двоих граждан Западной Германии, погибших от рук палестинских террористов.
Три раза западногерманским переговорщикам удавалось добиться продления крайнего срока. За четверть часа до истечения ультиматума террористы согласились продлить его на три часа, до 15:00. В 14:25 Исса согласился подождать до 17:00. Геншер и Трёгер постоянно оправдывались тем, что обмен затягивался по бюрократическим причинам. Якобы израильтяне согласились со всеми требованиями палестинцев, но на то, чтобы разыскать такое огромное количество заключенных и оформить все необходимые документы, требуется еще время. К тому же в послеполуденные часы в центре Израиля образуются сильные транспортные заторы, что не позволяет оперативно быстро доставить в аэропорт Лод уже выпущенных заключенных. Все эти отговорки преследовали лишь одну-единственную цель — создать видимость движения, видимость того, что кризис с заложниками неуклонно близится к обоюдовыгодному разрешению.
Исса уже не был подчеркнуто вежлив и сдержан, как в начале переговоров. Он сразу сказал, что следующее продление срока ультиматума будет автоматически сопровождаться казнью одного-двух заложников. Он пообещал собственноручно убить их перед объективами, на виду у сотен миллионов людей, прикованных к телевизорам.
В 16:35, после 12 часов бесплодных переговоров, Исса неожиданно предложил свой план выхода из тупика. Он потребовал в течение часа предоставить его людям и заложникам самолет, на котором они вылетели бы в Каир, где продолжили бы переговоры. Израильтяне должны были переправить туда же палестинских заключенных. На этот раз Исса угрожал уничтожить сразу всех израильских заложников, если западногерманские власти начали бы и дальше затягивать время, ссылаясь на всевозможные предлоги.
Проблема состояла в том, что для западногерманской стороны такой поворот событий был совершенно неприемлем в силу ряда объективных причин. Суверенная Западная Германия не могла поддаться на шантаж террористов и выпустить за пределы своей территории заложников — граждан другого государства, гостей Олимпиады, гарантию безопасности которых должны были обеспечивать федеральные и земельные власти. Тем более речь шла о высылке граждан Израиля в страну, которая официально находилась с ним в состоянии войны. С другой стороны, если отбросить в сторону государственный престиж, это была прекрасная возможность переложить всю полноту ответственности на арабов, вынести конфликт за пределы Западной Германии, за несколько тысяч километров от объективов камер, призванных освещать Игры, а не кризис с заложниками. Появлялась смутная надежда спасти «Олимпиаду мира и радости».
Прежде чем договариваться о предоставлении самолета в Каир, Ганс-Дитрих Геншер, ведший переговоры с Иссой, стоя у фасада корпуса, захотел убедиться, что заложники всё еще живы. Исса повернулся к Тони, стоявшему на втором этаже, и что-то крикнул на арабском языке. Спустя полминуты шторы на втором этаже раздвинулись, и в окне показался тренер по фехтованию Андре Шпицер. Он стоял в одних трусах и футболке, со связанными перед грудью запястьями.
«Всё ли в порядке?» — спросил федеральный министр внутренних дел. — Каково состояние остальных заложников?»
Шпицер успел выкрикнуть лишь несколько слов: «Все в норме, кроме одного…» Террорист, стоявший у него за спиной, сильно ударил Шпицера прикладом по голове и затащил обратно в комнату. Эта сцена шла в прямом эфире, перед сотнями фото- и телекамер. Это был последний раз, когда Андре Шпицера видели живым.