Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Этой прощальной сценой можно было бы завершить рассказ о праздновании Ильина дня в нашей замечательной семье.
Но мне бы хотелось вспомнить и рассказать еще об одной составляющей духовного, или лучше сказать – душевного общения в нашем семейном кругу. Отмечая Ильин день или еще какой-либо праздник, собираясь за общим семейным столом, люди пели песни.
Глава 52. ПЕСНИ
Для многих сейчас, в наше время, пение песен за столом представляется чем-то странным, смешным, неприличным, во всяком случае, связанным с большим количеством выпитой водки. В те годы, когда я была девочкой, и мне выпадало счастье (счастье!) участвовать в семейных праздниках в селе Едимонове, где собирались четыре поколения членов нашего большого рода, люди пели за столом вовсе не потому, что были пьяны. И, кстати, пили не много. Женщины в нашей семье вообще не употребляли алкогольных напитков, исключение делали только для домашнего солодового пива, которое варила к празднику хозяйка дома Анна Ивановна. И у мужчин не было цели – напиться. Цель состояла в том, чтобы выразить добрые чувства своим родным и получить от них в ответ такие же добрые чувства.
Пели за столом и мужчины, и женщины. Современные песни были не в ходу, видимо, они были не интересны, поскольку не несли тех эмоций, которых ждали и, возможно, жаждали души людей. Пели песни старинные и военные:
«По диким степям Забайкалья,
Где золото роют в горах,
Бродяга, судьбу проклиная,
Тащился с сумой на плечах».
Я не могла слушать эту песню без замирания сердца, представляла себе, как бродягу встречает родимая мать и говорит ему:
«Отец твой давно уж в могиле,
Землею сырою зарыт,
А брат твой давно уж в Сибири,
Давно кандалами гремит».
В общем, ужас.
Непременно пели «Славное море, священный Байкал», «Когда б имел златые горы и реки полные вина…», «Ванька-ключник, злой разлучник, разлучил князя с женой…» и еще целый ряд других песен, полных трагизма и глубоких человеческих чувств.
Молодые женщины начинали петь, что называется, «для затравки». Но всем хотелось, чтобы в пение включились женщины старшего поколения, бабушки. Они пели очень хорошо. Но главное, чтобы петь начала хозяйка дома, Анна Ивановна Мордаева. Напомню, она с детства пела в церковном хоре, потом, когда была уже взрослой женщиной, люди специально ходили в церковь, чтобы послушать ее голос, звучащий с клироса. Действительно, голос у нее был редкий, высокий и сильный, даже в старости. Когда она пела в застолье, ей вторили голоса других женщин, иногда подхватывали мужчины, но ее голос был ведущим, главным. У меня перехватывало дыхание, я едва сдерживала слезы вне зависимости от того, насколько я понимала содержание песни.
В обязательную программу празднования Ильина дня входила любимая песня дедушки Ильи Алексеевича:
«Уроди-и-лася я,
Как былинка в по-о-ле.
Моя молодость прошла
У людей в нево-о-ле…».
Дальше шло перечисление печалей бедной девушки, которую «никто замуж не берет», потому что она «плоха одета». Что же ей, бедной, делать? Надежда у нее была одна:
«Пойду с горя в монастырь,
Богу помолю-ю-ся,
Пред иконою свято-о-й
Слезами залью-ю-ся.
Не пошлет ли мне Господь
Доли той счастли-и-вой,
Не полюбит ли меня
Молодец краси-и-вый?».
У меня, девочки, сидевшей у краешка стола, на табуреточке, глаза были полны слез от жалости к бедной девушке. Но где-то в подсознании уже было записано: если что – надо идти в монастырь, плакать перед иконами и просить, чтобы молодец был обязательно красивый. Красивый! Это мне нравилось в песне больше всего.
Моя бабушка Екатерина Алексеевна любила песню:
«Ой, да ты калинушка,
Ой, да ты малинушка,
Ой, да ты не стой, не стой
На горе крутой…»
Это очень трагическая песня, разумеется, не про калину и не про малину, а про то, что по синему морю плывет корабль в далекие, чужие края. На том корабле плывут два полка солдат, молодых ребят, их везут, видимо, на войну, и мало кому из них удастся вернуться домой живым. Один из солдатиков стоит на палубе и молится Богу. В общем, все очень печально. Песня длинная, ее никогда не допевали до конца. Но пока пели первые несколько куплетов, все успевали вспомнить страшные дни войны, ощущения неизбежности и неотвратимости трагедии, которая, возможно, ждет впереди. Бабушка, наверное, вспоминала своего погибшего сына Костю.
Хозяйка дома Анна Ивановна, когда видела, что трапеза за столом заканчивается, все сыты, невестки собирают и моют посуду, т. е. от нее, от хозяйки, больше ничего не требуется, начинала петь свою любимую песню:
«Ой, ты сад, ты мой сад,
Сад зелененький,
Ты зачем рано цветешь,
Осыпаешься?»
Песня очень длинная и очень красивая. Ее подхватывали все, старались петь на несколько голосов. Слушать было – наслаждение. Но в течение многих лет, пока я была девочкой, содержание ее мне было совершенно не понятно. В середине песни речь вдруг заходила о том, что птица летела в далекие края и уронила перышко со своего крыла. И дальше:
«Мне не жалко крыла,
Жалко перышка.
Мне не жалко мать-отца,
Жалко молодца…».
И только спустя несколько лет, повзрослев, я поняла, что эта песня – о любви! О той самой любви, при которой и мать-отца забывают, и сад цветет и осыпается раньше времени, и все это только ради одного – ради любимого молодца… И эта любовь, зараза, существовала, оказывается, всегда, и когда бабушки были молодыми девушками, и даже еще раньше…
Мы, дети, слушали эти песни синими августовскими вечерами, и в наши души сами собой вливались неясные еще для нас знания и чувства, веками накопленные предками: о горькой бедности, о несчастной любви, о неизбежности жертв и потерь. Но мужчины, наши молодые отцы, сравнительно недавно пришедшие победителями со страшной войны, пели свои песни: «Броня крепка, и танки наши быстры…», «И залпы наших батарей за слезы наших матерей, за нашу Родину – огонь! Огонь!». И грустные мысли улетали. Приходило ощущение, что все хорошо на свете, все спокойно. Добрые руки наших мам и бабушек будут с нами всегда, наши геройские отцы смогут