– Я найду тебя, дорогая, и утолю эту жажду, прежде чем она убьет меня. Если я этого не сделаю…

Он крепко выругался, круто повернулся и вышел.

В постели для двоих нет места третьему.

Креольская пословица.

Элина огляделась вокруг, внезапно осознав, где она находится. Что заставило ее укрыться в этой комнате, которую она обычно использовала для рисования? Она не побежала в свою спальню, так как знала, что Рене в первую очередь бросится туда. А ей нужно было прийти в себя и выбраться из западни, в которой она оказалась.

Она оглядывала свою временную студию-мастерскую с беспорядочно разложенными рисовальными принадлежностями, единственный уголок в доме, который принадлежал ей. Возможно, именно поэтому она пришла сюда. Она бросила взгляд на незаконченный портрет Рене и застонала. Он постоянно вторгался в ее мир, напоминая ей, как обычно, о ее собственных желаниях, от которых ей хотелось бы избавиться.

Девушка решительно направилась к холсту с намерением дать выход гневу и выместить свою ярость на изображении человека, причинившего ей зло.

– Мадемуазель, не можете ли вы мне сказать, где найти месье?

Вежливый теплый голос Луи остановил ее. Элина обернулась и увидела старого слугу, стоящего в дверях, ведущих в холл.

– Мадемуазель! – вскричал он в тревоге, увидев ее залитое слезами лицо.

– Убирайся! Оставь меня в покое!

– Не мог же месье обидеть вас, – сказал Луи. – Я и представить себе не могу, что он поднял на вас руку…

И тут она рассмеялась. Рассмеялась сквозь слезы.

– Меня, разумеется, он бы не тронул. Нет. Но он убил моего брата.

Луи медленно покачал головой:

– Вы не можете всерьез верить в это. Он рассказывал мне, что случилось. Он совершенно случайно нашел тело.

– Это он так говорит, – процедила она сквозь зубы.

– Вы уже достаточно времени находитесь здесь, видели, как он объезжает плантации, как обращается со слугами. Вы действительно верите, что он мог бы убить человека просто за то, что тот обманул его?

Она вытерла слезы тыльной стороной ладони.

– Его собственный племянник сказал…

– Франсуа? Он был здесь? – спросил Луи, презрительно скривив губы. – Франсуа – каналья, сволочь, ничтожный червяк. Он всегда говорит гадости.

Сила убежденности, с которой были сказаны эти слова, ошеломила Элину. Но затем она прищурилась.

– Без сомнения, ты будешь защищать Рене, – сказала она резким холодным тоном. – Он твой хозяин.

Выражение лица Луи смягчилось.

– Моя маленькая девочка, вы должны доверять людям. Разве можно думать, что все лгут, только потому, что кто-то один солгал вам? Разве я когда-нибудь скрывал что-то от вас? Даже в ту, первую ночь? Никогда. И теперь я говорю вам правду. Месье не убивал вашего любо… вашего брата.

Элина бессильно уронила руки. Она хотела бы верить Луи, но не могла.

– Откуда ты знаешь, что он не соврал тебе?

– Месье не убивал вашего брата. Он вообще никого не может убить.

– Я хотела бы тебе верить, но…

Ответивший ей мужской голос прозвучал у нее из-за спины:

– Но ты не можешь, потому что тебе удобнее не верить.

Элина медленно повернулась и оказалась лицом к лицу с Рене, стоящим в проеме двери, соединявшей студию с его спальней. Изнывая от жары, он только что снял сюртук и держал его в руке. Она в изумлении смотрела на него, сбитая с толку той вспышкой облегчения, которую успела заметить на его лице, прежде чем глаза его потемнели. Затем он стремительно, в два прыжка, ворвался в комнату, и сердце ее тяжело забилось от страха.

В растерянности он остановился возле своего портрета. Теперь Элина видела перед собой его изображение, в котором, сама того не сознавая, воплотила свои собственные желания и надежды на будущее, и его самого, из плоти и крови, к которому испытывала страстное влечение и в то же время безотчетный страх.

Луи покинул комнату.

Когда молчание стало невыносимым, Рене бросил сюртук и осторожно приблизился к Элине.

– Уоллес мертв, Элина, – сказал он с откровенной суровостью в голосе. – Он был лжецом и шулером, и теперь он мертв. Он был недостоин тебя и, конечно же, не стоит того, чтобы ты ради одной лишь бессмысленной мести за него отказывалась от своих собственных желаний. В особенности, когда человек, которому ты хочешь отомстить, не убивал его.

Его слова, казалось, пробудили ее к действию. С горестным возгласом она повернулась к двери, через которую вышел Луи, намереваясь выбежать из комнаты, прежде чем Бонанж заставит ее и дальше слушать эту ложь.

Но Рене в мгновение ока подскочил к ней и сжал ее запястья. Когда ее попытки вырваться не увенчались успехом, она поникла, все еще избегая его взгляда.

– Все это время, – продолжал он еще более резким тоном, – ты использовала смерть твоего партнера-сообщника как защитную преграду между нами. Ты любовно собирала всю информацию, которую тебе только удавалось добыть, чтобы добавить ее к этому защитному барьеру и укрепить его. А почему? Не потому, что тебя действительно волновала смерть Уоллеса: ты боялась, что, разрушив этот барьер, я могу уничтожить тебя. Ты заблуждаешься, если думаешь, что Уоллес имеет какое-то отношение к нашему противоборству.

Потрясенная, она обернулась и в изумлении смотрела на него с открытым ртом, изнемогая под ударами несправедливых слов, которые он безжалостно швырял ей в лицо.

– Я не единственная, кто нагромождает барьеры и ложь вокруг себя, – прошипела она. – Ты отказываешься признать, что Алекс – мой брат, хотя у тебя нет никаких доказательств, что это не так. Ты не желаешь допустить, что я могу оказаться именно той, кем кажусь. Если я говорю правду, тогда единственное, что ты считаешь надежным и прочным – семья твоей сестры, – окажется столь же непрочным и уязвимым, как и все в этом мире. Тебе проще превратить меня в нечто, чем я не являюсь, чем позволить быть той, кто я есть.

– Вот именно, – сквозь зубы процедил он, привлекая ее к себе. – Я не знаю, кто ты и что собой представляешь. Но эти чарующие глаза сразили меня, и я бы поверил, что луна – это солнце, если бы услышал это от тебя. К тому же я помню ту ночь…

– Да, ту ночь, – тихо с горечью проговорила она. – Ту ночь, когда ты поклялся, что отомстишь, если мы выйдем из комнаты. Ту ночь, когда мой брат украл твои деньги. Ту ночь, когда… когда кто-то взял на себя труд избавить мир от этой ужасной угрозы – моего брата. Да, я буду помнить ту ночь всю жизнь.

Она попыталась вырваться из его рук, но он не отпускал ее.

– Никто из нас не сможет забыть, так зачем же продолжать мучить друг друга?