— Ты подожди, пока я спущусь, и тем же путем возвращайся обратно. — Я обнял Антона и пополз вниз.

— А лестница как же?! — крикнул он.

— Черт бы с ней! — выругался я, сражаясь не столько с капроновой стремянкой, мотавшейся на ветру, сколько с мандражом. — Когда ее найдут, нас с тобой здесь не будет!

— Хорошая лестница! — едва расслышал я его бормотание. — Из Турции привезли!

И чего только в Турции не делают!

Ошибся я всего на окно. По счастью, соседняя фрамуга была открыта. Начальник отдела кадров «Третьего полюса» любил проветривать помещение. Раскачавшись, я ногами вперед нырнул в зияющую щель. И, съехав по фрамуге, точно по горке, упал на подоконник уже внутри.

Игорь Владиленович оставил для меня на компьютере прилепленную скотчем записку: «Без разрешения не включать!»

Сумрачная подсветка большого аквариума отбрасывала на стены его ихтиологического кабинета мерцающие блики. Похожие на молоточки, фиолетовые телескопы стучались беззвучно в толстое стекло. Скалярии, шевеля плавниками, гуляли туда и сюда в своем аквапарке, словно дамы с собачками. На роль собачек шли меченосцы, чьи тонкие заостренные хвосты тащились за ними, словно брошенные поводки.

Разрешения спросить было не у кого, и, устроившись за массивным столом, я запитал компьютер. Параллельно я занялся обыском. Сейф Караваева, замурованный в стену, был по зубам разве что видавшему виды медвежатнику. Ящики стола частью были заперты, а частью и нет. Те, что были заперты, я бесцеремонно взломал ножом для разрезания бумаги и вывалил их содержимое на пол. В основном тут оказались папки с личными делами сотрудников. К ним я решил вернуться позже, если возникнет надобность. В самом верхнем ящике, расставленные аккуратно в ряды, хранились дискеты. Среди них были как надписанные, так и пустые. Просмотреть их все до утра представлялось нереальным, и я оставил дискеты в покое. Положившись на удачу, да еще на то, что Игорь Владиленович пользуется списком достаточно часто, а потому держит его не только на дискете, но и в памяти «писюка», я вернулся к компьютеру. На белом прямоугольнике посреди черного поля меня поджидала надпись: «Enter password». Вот это явилось для меня абсолютным сюрпризом. Компьютер был заперт. Осмотрительный Игорь Владиленович поставил его на пароль. Какой у старого жандарма мог быть пароль? После непродолжительных размышлений я попробовал слово «порядок». Верно потому, что заведующий кадрами был аккуратистом. Самые основные склонности человеческой натуры обнаруживаются именно в мелочах. И обнаруживаются тем более, чем их носитель старше. У Караваева все лежало и стояло исключительно в отведенных местах. Даже карандашная точилка, привинченная слева от меня и чем-то напоминавшая карманную мясорубку, отдыхала для новых дел в блеске и чистоте, между тем как цветные карандаши, доведенные до совершенства, покоились в сияющей латунной гильзе, одинаково острые и равной высоты. Да и вся остальная канцелярия Игоря Владиленовича была такова. Правда, я внес в ее распорядок столь существенные изменения, что обеспечил кадровика работой по меньшей мере на день.

Компьютер между тем не загрузился. Следующее слово, испытанное мной в качестве пароля, а именно «кинология», тоже не помогло. Пристрастия Караваева к собаководству его электронный сторож не разделял. Я попробовал ввести фамилию основоположника взрастившей Игоря Владиленовича организации, и эта попытка завела меня в окончательный тупик. Дзержинский, со свойственной ему прямотой и решительностью, заблокировал компьютер наглухо. «Access denied» — гласило новое сообщение, появившееся в рамке. Что даже при моем бедном английском означало: «Доступ закрыт». В сердцах треснув по макушке ни в чем не повинный монитор, я посмотрел на часы. Короткая стрелка перепрыгнула за шесть. Я закурил, стряхивая пепел в латунный стаканчик с карандашами и прикидывая, каким образом вернуть компьютер хотя бы в исходное состояние. В итоге задачка оказалась проще, чем я себе представлял. Достаточно было выдернуть штепсель из сети и снова воткнуть его в розетку, как предложение ввести пароль вернулось на экран. «Какое же слово мог использовать этот мерзавец в качестве ключа?!» — с ожесточением я взялся перебирать все мыслимые варианты. И тут взгляд мой упал на аквариум. «Под пыткой молчать будут! — вспомнил я обращенное на рыбок излияние чувств кадровика. — Не сдадут отца родного ни за деньги, ни за почести!» «Телескоп» — набрал я на панели прозвище фиолетовых «молоточков». И компьютер ожил. И впустил меня в свою систему «Windows 95». Настучали все-таки «молоточки» на Караваева! Сдали со всеми потрохами, причем бесплатно. А ведь знал Игорь Владиленович, что никому верить нельзя. Как говорит наш беззаботный народ: «И на старуху бывает проруха».

Пробежавшись по меню, я заглянул в «Последние открываемые документы». Документов Караваев открывал на текущий период много, но нужного мне списка среди них не значилось. Не значилось так не значилось. Зато следующая выбранная директория — «Личное» — оказалась той самой. Сперва известный мне файл со списком Штейнберга, а затем и неизвестный, но тоже с фамилиями и датами, возник на экране монитора. Фамилий в нем было также четырнадцать, и напротив восьми были проставлены числа.

Некто Питер Анспак поместил когда-то в Интернете «Evil Overlord List», или «Список злого властелина». Разбирая ошибки, совершаемые меднолобыми кинозлодеями из фильма в фильм, в результате которых они неизменно проигрывают хорошим ребятам, Анспак разработал свой устав. Определенные им для злодея 100 правил поведения не оставляли никаких шансов на победу героям со знаком плюс. Вспоминается, например, такое: «Когда я поймаю моего врага и он спросит: «Скажи мне, прежде чем ты убьешь меня, в чем было дело-то?» — я отвечу: «Нет!» И пристрелю его. Или нет. Лучше сначала пристрелю, а уж потом скажу «нет». Остальные правила были в том же примерно духе. Насколько я мог судить, мои злодеи следовали этому кодексу неукоснительно. Объяснять мне, в чем дело, они не собирались. Они даже не собирались отказывать мне в объяснении. С них достаточно было меня пристрелить. И раз так, мне предстояло все ответы получить самому.

Используя первую подвернувшуюся под руку дискету, я сбросил на нее с компьютера искомые сведения и взялся за папки, вываленные мной раньше из ящиков стола. Сведения к этому обязывали.

Перечень лиц, добытый в результате моей рискованной акции, выглядел следующим образом:

ТРЕГУБОВА 6.8.9. ШИПИЛОВ СМИРНОВ СТРИЖ 1.10.9. ВАРАПАЕВ 11.9.8. РУБЦОВ ГАЛУШКИН ЛЮБШИН КИПИАНИ 8.4.9. ПОТЕХИНА 3.1.9. РОКОТОВ 22.5.9. НИКОЛЬСКИЙ 29.10.8. МИХАЙЛОВА КАТЫШЕВ 12.5.9.

Из всех перечисленных о чем-то мне говорила только фамилия Стриж. Стриж был опознан Курбатовым по фотоснимку, сделанному на похоронах Штейнберга, как директор загородного ресторана «Последний рубеж», имевший с Иваном Ильичом какие-то личные дела. Судя по дате, проставленной рядом, Стриж больше не имел никаких личных дел не только с Иваном Ильичом, но и с кем-либо вообще. Если, конечно, это было то, что я думал.