– Сегодня лепесток уже падал.

До разума неспешно доходит значение его слов. И когда это случается, меня охватывает паника, которая тут же быстро сменяется осознанием.

– Уверена, уже за полночь, – спокойно объясняю я. – Технически наступил новый день.

Он облегченно вздыхает:

– Наверное, ты права.

Вспомнив, что он любит брать с собой каждый упавший лепесток, я наклоняюсь, чтобы поднять его. Осторожно и благоговейно подбираю его и холодными пальцами чувствую гладкую, шелковистую текстуру. Тревожно думать, что я, по сути, держу в руках день жизни Эллиота. День, который может стать одним из его последних, если проклятие не будет снято.

С тех пор, как мы заключили сделку, я была полна решимости приложить все усилия, чтобы наш план сработал. Даже наличие запасного плана – каким бы непродуманным он ни был, – не меняло того, что я и правда намеревалась разрушить проклятие Эллиота. Разумеется, потому, что в итоге я получила приличное вознаграждение, и эти двадцать тысяч кварцевых камешков купили бы мне свободу и независимость. Но теперь… теперь во мне что-то изменилось. Я все еще возлагаю надежды на материальную выгоду, но почти так же сильно – нет, в равной степени – хочу спасти жизнь Эллиота.

В сердце пылает огонь, решимость сливается с моими желаниями. Я заставлю Имоджен снять это чертово проклятие, даже если это будет последнее, что я сделаю. Я увижу, как Эллиот вернет себе жизнь, свободу, свою волчью форму. И сама заполучу свободу. Впервые с тех пор, как мы заключили сделку, я по-настоящему чувствую, что хочу добиться успеха для обеих сторон.

Я собираюсь встать и передать лепесток Эллиоту, как под слоем недавно выпавшего снега замечаю намек на красный цвет. Смахиваю белоснежную пыль и обнаруживаю еще один лепесток. В жилах стынет кровь. Я продолжаю счищать снег, пока не добираюсь до мощеной дорожки. Отыскав пять лепестков.

Раскладываю их на ладони и поднимаю взгляд на короля. Его лицо побледнело, глаза широко раскрыты и устремлены вдаль.

– Ты вроде сказал, что собирал по лепестку ежедневно?

– Собирал, – шепчет он.

Поднимаясь на ноги, я кладу лепестки в дрожащую ладонь короля. Лед наполняет мое сердце.

– Что это значит?

– Лепестки опадают быстрее. – Он ловит мой взгляд. – У меня заканчивается время.

Глава XXV

Этой ночью я почти не сплю, а если случается вздремнуть, то совсем недолго и беспокойно. А снятся мне коварные падающие лепестки роз и искаженное ужасом лицо Эллиота.

Как только лучи восходящего солнца начинают падать на шторы, я отказываюсь лежать в кровати и подхожу к окну. Отдергивая шторы, тут же смотрю на розарий. И не удивляюсь, когда обнаруживаю там Эллиота, он сидит на скамейке с поникшими плечами. Он вообще пытался заснуть? Или сидел там всю ночь?

Когда мы расставались, я умоляла его не зацикливаться на пяти опавших лепестках. Пока мы не установим закономерность в течение следующих нескольких дней и не проанализируем ее с помощью математического уравнения, мы не можем быть уверены, что это не обыкновенная случайность. Но, судя по количеству красного, что вижу на ладони короля, несколько лепестков уже опало.

С новообретенной решительностью, подкрепляемой уверенностью, я быстрее одеваюсь и выбегаю из своей комнаты. Спускаюсь вниз и с удивлением обнаруживаю нескольких людей-волков, слоняющихся по коридору. Все одеты в новые наряды, а некоторые как будто даже повторили стрижку Эллиота, но они кажутся поглощенными тревожной энергией, и их обычно свирепые выражения лиц кажутся подавленными. В прихожей, ведущей к дверям в сад, замечаю Серую и Чернобородого, прислонившихся к стене и перешептывающихся друг с другом. При виде меня они выпрямляются.

– У тебя есть предположения, почему Его Величество предпочитает все утро проводить на улице? – спрашивает Серая, ее брови сходятся на переносице. – Он не разговаривает с нами и не позволяет идти во двор.

– Есть, – отвечаю я, – но не думаю…

– Если речь о проклятии, – встречает Чернобородый, – то это касается и нас. Мы заслуживаем знать.

Я вздыхаю. Наверное, он прав.

– Сразу после полуночи король обнаружил, что упало пять лепестков вместо одного. Я… я думаю, он наблюдает, намереваясь отследить, сколько лепестков упадет сегодня.

Фейри обмениваются взглядами.

– Оно приближается, – шепчет Чернобородый.

Меня одолевает любопытство, и я понимаю, что хотела бы прояснить еще несколько моментов, касающихся проклятия. Возможно, это мой шанс разобраться.

– Жители дворца решили остаться с королем, когда он был проклят, верно?

Они кивают.

– Большинство сразу же сбежали, – объясняет Серая своим скрипучим голосом. – Особенно молодые и сильные, и все волки, которые не считали себя частью королевской стаи. У старых и раненых вроде меня – тех, кто постарел из-за тяжелой войны или ран, нанесенных железом, – не было другого выбора, кроме как остаться.

– У некоторых, возможно, и не было выбора, – возмущается Чернобородый, – но другие остались из верности нашему королю.

– Да, да. – Серая небрежно машет рукой. – Хочешь получить за это медаль?

Чернобородый ее игнорирует.

– Имелись и те, у кого был выбор, кто был верен королю всю свою жизнь, но все равно предпочел оставить его позади. Да и как вы видели, некоторые матери даже решили бросить своих щенков.

Сердце щемит от мысли о том, что Мику и других детей бросили. Причем их собственные матери.

Серая, похоже, видит ужас на моем лице.

– Не все неблагие – подходящие родители, – объясняет она.

– Впрочем, как и люди, – бормочу я и думаю о том, каким стал мой отец после смерти матери. Возвращаясь к первоначальной теме, я решаю уточнить: – Король сказал мне, что если проклятие не будет снято, то оно отнимет его жизнь. Смертное тело придет в соответствие с возрастом, и он умрет в течение нескольких секунд. С остальными случится то же самое?

– С большинством из нас, – сообщает Чернобородый, потирая темную щетину на подбородке. – Единственными, кого ждет долгая жизнь, это дети. Они все еще щенки как по меркам людей, так и по меркам эльфов.

Утешения, которое приносит эта информация, очень мало. Тем более что они осиротеют снова. После смерти их опекунов они останутся предоставленными самим себе. И остальные…

– Вы не сердитесь на короля за то, что он отказывается снять проклятие самостоятельно? – спрашиваю я. – Пожертвуй он неблагой формой, и вы были бы свободны.

Чернобородый качает головой.

– Если он пожертвует неблагой формой, то мы ее лишимся вместе с ним. Мы утратим львиную часть себя. Единственный верный способ снять проклятие – это разрушить его полностью.

Серая кивает в знак согласия.

– Мы знали, во что ввязываемся, когда оставались. Если человек не снимет проклятие, тогда мы