Мы знаем, что эволюция реальна, не из-за наличия ископаемых промежуточных форм вроде амбулоцета, а из-за сочетания доказательств из разных областей науки – геологии, палеонтологии, биогеографии, сравнительной анатомии и физиологии, молекулярной биологии, генетики и многих других. Ни одно отдельно взятое открытие в этих науках само по себе не составляет доказательство эволюции, но вместе они складываются в картину развития жизни в определенной последовательности, по определенным закономерностям.

С ископаемыми есть три сложности: (1) большинство умерших организмов не превращаются в окаменелости, (2) те, которые все же превращаются, не обязательно обнаруживаются и (3) промежуточные формы редки, поскольку самый распространенный процесс видообразования (аллопатрическое видообразование) происходит относительно быстро и в небольших популяциях основателей, отделяющихся от больших популяций и дающих меньшее количество особей, которые могут превратиться в окаменелости.

Один из лучших сводов эволюционных данных и теорий со времен «Происхождения видов» Дарвина – великий труд Ричарда Докинза «Рассказ предка»[57] – 673 страницы взаимоподтверждающих научных данных, изложенных с художественным изяществом. Докинз прослеживает бесчисленные «ископаемые промежуточные формы» (которые он называет «сопредками» – «точками рандеву», последними общими предками нескольких видов) от Homo Sapiens на 4 млрд лет назад, к истокам механизма наследования и началу эволюции. Ни один из сопредков не доказывает факт эволюции, но вместе они раскрывают величественную историю ее развития во времени.

Возьмем историю собаки. При таком разнообразии пород, существовавших на протяжении многих тысяч лет, логично ожидать наличия множества окаменелых остатков промежуточных форм, дающих палеонтологам изобилие данных об эволюции собак. На самом деле, как говорит Дженнифер Леонард из Национального музея естественной истории в Вашингтоне, округ Колумбия, «палеонтологическая летопись перехода от волков к собакам довольно скудна». Откуда же мы знаем, как эволюционировали собаки? В журнале Science от 22 ноября 2002 г. Леонард с коллегами пишет, что митохондриальная ДНК древних собак «подтверждает гипотезу происхождения древних американских и евразийских домашних собак от общего предка – обыкновенных волков Старого Света».

В том же номере журнала Петер Саволайнен с коллегами из Стокгольмского королевского технологического института замечает, что палеонтологическая летопись трудно расшифровывается «из-за сложности разделения небольших волков и домашних собак», однако исследование вариации последовательности митохондриальной ДНК у 654 домашних собак со всего мира «указывает на происхождение домашней собаки из Восточной Азии примерно 15 000 лет назад» от единого генофонда волков.

И наконец, в том же номере Брайан Хэйр с коллегами из Гарварда описывает результаты исследования, в котором они обнаружили, что домашние собаки лучше волков понимают коммуникативные сигналы людей, указывающие на место, где спрятана еда, но «собаки одинаково с волками справляются с несоциальной задачей запоминания, а значит, они не превосходят их в выполнении заданий, исходящих от человека». Это означает, что «собаки приобрели навыки социальной коммуникации с людьми в процессе одомашнивания».

Хотя ни одна отдельно взятая окаменелость не доказывает, что собаки произошли от волков, археологические, морфологические, генетические и поведенческие «ископаемые» указывают на общего предка всех собак – восточноазиатского волка. История эволюции человека открывается таким же образом (хотя здесь мы имеем изобилие ископаемых), как и у всех сопредков в истории жизни. Мы знаем, что эволюция происходила, поскольку бесчисленные свидетельства из всевозможных областей науки соединяются и образуют детальную картину странствий жизни.

Дополнение: в 2013 г. в журнале PLOS (Public Library of Science) вышла статья Анны Дружковой и Олафа Тальманна из Российской академии наук, в которой они представили результаты анализа ДНК костей собаки плейстоценового периода, жившей 33 000 лет назад в Алтайском крае в Западной Сибири (это вторые по древности из когда-либо найденных останков собак). По их данным, эта собака «ближе к современным собакам и доисторическим псовым Нового Света, чем к современным волкам». Авторы предупреждают, что их результаты основаны на единственном образце, но, если они верны, это удваивает возраст предков современной собаки (http://bit.ly/1B8U759).

На брифинге 12 февраля 2002 г. министр обороны США Дональд Рамсфелд объяснял ограничения, присущие разведывательным данным: «Есть известные известные. Вещи, о которых мы знаем, что знаем их. Еще мы знаем, что есть известные неизвестные. Иначе говоря, мы знаем, что есть вещи, которых мы не знаем. Но есть также неизвестные неизвестные, те, о которых мы не знаем, что не знаем их».

От логики Рамсфелда заплетается язык, но используемая им классификация до того логична, что его дважды цитировали на Всемирном саммите по вопросам эволюции в июне 2005 г., который проходил в Университете Сан-Франциско-де-Кито, на острове Сан-Кристобаль Галапагосского архипелага, где начинал свои исследования Дарвин. О мудрости Рамсфелда первым упомянул Уильям Шопф, палеобиолог из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, когда в комментарии к лекции о происхождении жизни спросил: «Что мы знаем? Каковы нерешенные проблемы? Что мы не сумели учесть?»

Креационисты и неспециалисты часто принимают два последних вопроса за признаки того, что в теории эволюции есть проблемы, того, что горячий спор о границе между известным и неизвестным означает ошибочность теории, или того, что наука – это уютный клуб, где собрания проходят для укрепления линии партии. Неверно. На саммите была представлена научная теория, богатая данными и гипотезами так же, как противоречиями и дискуссиями об известном и неизвестном.

Шопф, например, начал с известного: «Мы знаем общую последовательность происхождения жизни, от CHONSP [углерод, водород, кислород, азот, сера, фосфор] к мономерам, к полимерам, к клеткам; и мы знаем, что источник жизни был вначале одноклеточным микроорганизмом; и мы знаем, что РНК-мир предшествовал сегодняшнему ДНК-белковому миру. Мы не знаем точного характера окружающей среды на ранних этапах существования Земли, когда все это происходило; мы не знаем точного механизма некоторых важных химических реакций, которые привели к зарождению жизни; и мы ничего не знаем о жизни в мире до РНК». В связи с тем что мы не сумели учесть, Шопф отметил проблему, которую он назвал «силой притяжения к настоящему» – крайне сложно строить модели атмосферы ранней Земли и биохимии ранней жизни, потому что мы привыкли к сегодняшним условиям, и к тому же дарвиновский «маленький теплый пруд», возможно, объясняет происхождение жизни, а возможно – нет.

Подход Рамсфелда снова вспомнили в конце конференции, когда Патрисия Гауэти, эволюционный биолог из Университета Джорджии, высказалась в ответ на выступление Джоан Рафгарден, биолога из Стэнфорда. Рафгарден заявила, что дарвиновская теория полового отбора ошибочно утверждает, будто самки выбирают партнеров, которые более привлекательны и вооружены. «Люди удивляются, узнав, что животные нередко спариваются исключительно по социальным причинам и что у многих видов происходит смена половых ролей, когда самцы тусклы, а самки раскрашены и соревнуются за внимание самцов». Гауэти заметила, что Рафгарден права в определении исключений из дарвиновской теории и что есть множество неизвестных, и добавила, что со времен Дарвина мы многое узнали о выборе партнера и хорошо известном соперничестве.