В голове раздается легкий щелчок, будто свет выключили. И я знаю, что это за звук. Так умирает надежда.

— Я думала, мое призвание — спасти мир от маленького Дэмьена.

— Знаю. До чего смешно было за тобой наблюдать, ты не представляешь! Ты билась как рыба об лед! Умора!

Люси улыбается так, будто знает, что я сделаю в следующий момент.

Умора?! Как же я ненавижу этот ее взгляд! Я не Бонни, а Люси не Клайд. Я не гильотина, а Люси не мадам Дефарж[26]. Я сопротивляюсь изо всех сил. Взгляд падает на руки — они в крови. Я вытираю ладони о юбку, но кровь проступает снова.

Люси и это предвидела.

— Что и требовалось доказать, Ви.

Я даю ей пощечину — не могу больше видеть эту самодовольную улыбочку, словно говорящую: «Да, Ви, ты убила невинного младенца». Темные глаза Люси затуманивает печаль.

— Теперь полегчало?

Красное пятно исчезает на глазах, словно его и не было.

— Нет.

— Ви, смирись. Прими себя такой, какая ты есть. Будешь куда счастливее, можешь мне поверить. Я это выстрадала.

— Люси, я не могу быть злой, — говорю я, но при этом думаю: «И тем не менее ты злая, Ви».

Люси тяжко вздыхает.

— Еще какая злая. Или, по-твоему, убийство младенца в утробе матери — хороший поступок? Даже трудно себе представить что-нибудь хуже. Я лично ничего хуже никогда не совершала.

Люси облокачивается о спинку стула.

— Неужели ты думала, что я не знаю о твоих похождениях? Вспомни хотя бы благотворительный аукцион. Или помощь Кимберли и Марву. А теперь ты решила спасать мир. Зачем? Ви, как хочешь, а я тебя не понимаю. У тебя все есть. Глупо отказываться от своего же счастья.

— Я не собиралась помогать Кимберли. Я только хотела помочь Бланш.

По лицу Люси пробегает тень улыбки.

— Бедная старушка. У нее обнаружили болезнь Альцгеймера.

Я в ужасе смотрю на Люси. Все последствия продажи души тут же обрушиваются на мой и без того уставший мозг. Наивная Ви думала, что она сама по себе, а мир сам по себе.

— Это твоя работа?

Люси отрицательно качает головой, но в глазах ее вопрос. Она хочет, чтобы я открыла ящик Пандоры. Решение где-то близко, прямо у сердца. А собственно, что мне терять? У меня ничего не осталось.

— Люси, ты ведь можешь вылечить Бланш!

Именно так, с восклицательным, а не с вопросительным знаком.

Люси щелкает пальцами.

— Легко. Только слово скажи, Ви.

Я медленно киваю, и Люси улыбается — она явно не сомневалась, что именно этим дело и кончится. Как я дошла до жизни такой? Когда, в какой момент человек начинает прибегать к помощи дьявола?

Поговорим о качестве. О качестве сумок. «Соната» этой весной снова стала сумкой № 1, но улицы Нью-Йорка заполонили имитации из искусственной кожи. Видимо, кому-то очень нужно снизить цены на настоящие сумки «Соната». Впрочем, Ви, владелица бутика и всех прав на эскизы величайшего дизайнера всех времен и народов Паоло, ничуть не обеспокоена тем, что подделки размножаются, как гремлины после дождя. «Дешевые имитации мне на руку, — сказала Ви нашему корреспонденту. — Чем больше подделок, тем легче повысить цены на настоящие сумки «Соната», ведь мода на качество не проходит». И она вернулась к очччень эмоциональному разговору с одним очччень известным режиссером.

Сегодня мэр Нью-Йорка с радостью сообщил о том, что на телевидении появятся три новых шоу, причем все они будут сниматься в нашем славном городе. Итак, скоро ньюйоркцы смогут наслаждаться новым «Бронксом», последней версией «Закона и порядка», «Адским планом», а также новейшим проектом, реалити-шоу «Нет секса в большом городе». Автор идеи — королева эпизода, имя которой слишком известно, чтобы называть его на страницах нашей газеты. Телезрителям предлагается следить за судьбой четырех разведенных подруг, пытающихся найти положительный ответ на вечный вопрос: «Есть ли секс после пятидесяти?» Жаль, что это шоу появится не на канале «Магазин на диване». Воображаю, каким золотым дождем пролились бы в закрома телеэфира заказы на виагру.

Что может быть хуже особы, приговоренной к адскому пламени, у которой вдруг появились суицидальные наклонности? Она, видите ли, не желает отсрочки от геенны огненной. Я выхожу из больницы, ловлю такси и еду в парк. Там я усаживаюсь на Большой газон, прямо на траву, мокрую от росы, и принимаюсь рефлексировать. Не люблю быть одна: когда человек один, он, хочет не хочет, начинает думать. Как вдохновляла меня уверенность, что моя миссия на земле — защитить Меган и цивилизацию! Человечество обязано жизнью Великой Ви — разве не здорово звучит? Разве не благородно — зная, что собственная душа все равно обречена, спасать мир? А что получилось? Я совершила ужасное преступление. Поднимается ветер, холодает, я обнимаю колени, пытаясь согреться. Вокруг шумит совершенно не нуждавшийся в спасении город, а внутри у меня пустота. И я не в силах вспомнить, когда она заняла место, предназначавшееся душе. Может, вы думаете, что я рыдаю, рву на себе волосы и пинаю пивные банки? Ничего подобного. Я сжимаю кулаки, наманикюренные ногти впиваются в ладони, однако мне совсем не больно. Наверное, я должна до смерти перепугаться, но разве мертвецам бывает страшно?

По Центральной аллее мчится полицейский фургон. Воет сирена. Что еще стряслось? Вот до чего я дошла, могу думать только о катаклизмах. Вдруг кому-то хуже, чем мне? Тогда я бы хоть на время забыла о собственном преступлении. Сирены уже не слышно, я остаюсь наедине со своим собственным катаклизмом. Очень хочется все свалить на Люси, но даже поднаторевшей на самообмане Ви не удается представить ее исполнительницей главной роли — нет, Люси всего лишь подготовила реквизит. Я, именно я дала Меган отравленной водички. И от этого никуда не деться.

Если дьявол оккупировал ваши мозги, бежать вам абсолютно некуда. Все мои суицидальные порывы — не более чем порывы. Мне страшно до чертиков, но даже ненависть к Люси не заставит меня отказаться от прелестей бездушной жизни. Не дождется!

Конечно, никуда я не убегу. Добрые дела мне не удаются. От скверных поступков, которые в приступе мании величия совершает Ви, пользы окружающим куда больше. Мания величия — как талант: с ней надо родиться. Было бы здорово просто сидеть с подружкой на скамейке в парке, болтать и кормить птичек, но эти маленькие радости не для Ви — она создана для другого.

Я глубоко вздыхаю. На выдохе воздух кажется чуть более загазованным, звуки, доносящиеся из ночных клубов и темных переулков, — чуть более непристойными, усмешка луны — чуть более ехидной. Загляни в себя, Ви, тебе ли спасать мир?