С пронзительным криком, от которого волосы встали дыбом, она указала правым указательным пальцем на Пикеринга:

– Садапан, Куинкан, Дапанак, Кан! Панакуан, Накуакан, Куаканак, Кан!

Деннис тоже закричал, но это не был крик победителя. На мгновение он весь напрягся, явно озадаченный. Его глаза расширились. А затем внезапно выскочили из глазниц и пролетели, брызгая кровью, через всю комнату. Один глаз упал в золу камина. Другой медленно сполз по ножке кресла, как улитка, оставляя за собой тонкий кровавый след.

Меня охватила такая паника, что я вообще не понимал, что делать. Но тут Бурый Дженкин издал высокое хриплое хихиканье и пропел:

– Eyes, Pies! Yeux, peur! Augen, Angst![37]

Черт, Дэвид, мы серьезно влипли, – успел подумать я. И протянул руку, чтобы схватить Денниса Пикеринга и вытащить его за дверь. Но Кезия Мэйсон разжала пальцы, которыми прикрывала глаза, и зашипела на меня:

– Нет, дружок, не надо его трогать. Не сейчас.

Я сделал еще один осторожный шаг к преподобному, который так и стоял с поднятыми руками. Но теперь он был нем. Слеп, нем и шокирован столь внезапно одолевшей его силой. Он все знал про ад. Рассказывал про ад и его историю. Рассуждал, существует ли он на самом деле. А теперь ад сам явился к нему и вырвал ему глаза.

На этот раз Кезия Мэйсон растянула губы, оскалив зубы, и скрипучим голосом предупредила:

– Еще один шаг, мистер Доброхот, и мы вырвем тебе гляделки тоже.

Я попятился назад, сглотнув пересохшим от страха ртом. Когда я попытался броситься к двери, Кезия Мэйсон завизжала:

– Даже не думай! Закройся, дуб! – и резко взмахнула в воздухе рукой.

Дверь с оглушительным стуком захлопнулась передо мной. Я схватился за ручку и попытался повернуть ее, но Кезия Мэйсон закричала:

– Вздумал красть мои вилки?

И бронзовая ручка превратилась в бронзовую руку, которая принялась злобно выкручивать мне пальцы, так что пришлось с силой выдергивать их.

Я повернулся к Кезии, задыхаясь и массируя себе руку.

– Я знаю, кто вы, – предупредил я.

– Что ж, я польщена, дружок, – сказала она, кивая головой и улыбаясь плотоядной улыбкой.

Боковым зрением я заметил, что глазное яблоко Пикеринга, наконец, сползло на ковер, но не смог заставить себя взглянуть на него.

– Никто из вас не сможет выбраться отсюда, – произнес я высоким, не очень уверенным голосом. – Наверху нас ждут люди, и если мы не вернемся через пару минут…

– Не стоит угрожать нам, мой друг, – сказал молодой мистер Биллингс. Я впервые услышал его голос так близко. Он произнес эти слова печально и устало, как будто тоже когда-то боролся и угрожал, но давным-давно сдался.

– Моих коллег никто не в силах остановить или арестовать. Как только вы примете этот факт, вы поймете, что так с ними гораздо проще ладить.

– Хорошо сказано, – произнесла Кезия Мэйсон, кокетливо подмигивая мне.

Девочка снова захныкала, то и дело вскрикивая.

– Что вы собираетесь с ней делать? – спросил я.

– Думаете, вас это как-то касается? – парировал Биллингс.

– Я живу здесь. Я должен приглядывать за этим домом.

– Но это… это дитя… оно не имеет к вам никакого отношения.

Деннис Пикеринг внезапно застонал:

– Боже, помоги мне!.. О, боже! Боже, помоги мне!

И упал на колени. Кезия посмотрел на него без всякого интереса и снова обернулась ко мне:

– Здесь только одни отбросы, разве ты не знал, дружок? Твоя башка не должна об этом болеть.

– Что вы собираетесь с ней делать? – повторил я, заметив, как дрожит мой голос.

– Она идет на пикник, – ответила Мэйсон. – Вот и все. Не о чем так беспокоиться. Пикник, это правда.

– Мистер Биллингс? – спросил я.

Биллингс опустил взгляд, избегая смотреть мне в глаза.

– Да, совершенно верно. Она идет… на пикник. – Он произнес слово «пикник» так, словно рот у него был набит мокрым песком. Он не пытался скрыть неловкость из-за того, что приходится принимать участие в этом фарсе.

Я разгневанно указал на Бурого Дженкина.

– С этим? Она идет на пикник с этим?

Внезапно Бурый Дженкин затряс своим заостренным носом и издал ужасный пронзительный визг. Он вцепился когтями в спинку дивана, разорвав ткань, так что из нее вылетела хлопковая набивка. Я уже подумал, что он собирается бросить девочку и кинуться на меня.

– С этим? – в ярости восклицал он. – Was denkst Du, Dummkopf? Bastard-bastard parle comme ca! [38]

Я испуганно отпрянул. Биллингс тоже отступил назад, не опуская трость. Но визг Бурого Дженкина, казалось, вырвал девочку из оцепенения. Ее глаза расширились и уставились на меня с внезапным осознанием.

Она закричала и протянула ко мне руки. Бурый Дженкин, вне себя от гнева, грубо встряхнул ее и заверещал:

– Silenzio! Double whore! Tais-toi![39] Иначе кишки тебе вырву!

Не могу сказать, что думал в тот момент о подвиге. Я даже не задавал себе вопрос: «Какого черта?». Я просто оттолкнул плечом Кезию Мэйсон, вскочил на сиденье дивана и ударил Бурого Дженкина ногой в область ключицы.

Тот выронил девочку и заверещал еще ужаснее. Его белые глаза, не мигая, уставились на меня, ноздри еще больше расширились, губы оттянулись назад. Я спрыгнул с дивана и обошел вокруг него, тяжело дыша. Я понятия не имел, что делать дальше, а вот Бурый Дженкин имел довольно четкое представление, что он хочет сделать со мной. Он обнажил свои зазубренные, бесцветные зубы, явно достаточно острые, чтобы прокусить кожу и кость. Я метался из стороны в сторону, стараясь держаться за разделявшим нас диваном, но это было непросто. Бурый Дженкин каким-то образом так быстро перемещался от одного конца дивана к другому, что у меня возникло ощущение, будто я галлюцинирую, страдаю от расстройства биоритма.

Или даже сплю.

– Ублюдок, а ты лихой наездник, oui?[40] Pavian Saugling![41] Я вырву твои внутренности! Я порежу тебя на куски! Zerschneiden, ja?[42]