Девочка… Нет, теперь уже, пожалуй, отроковица беззаботно пожала плечами. Под взглядом шуриа она все время менялась – детская пухлость таяла, мослы длинных рук-ног выпирали во все стороны, а в глазах – голубых, как весеннее небо, плескалось предчувствие чуда. Этот влажный блеск Джэйффу уже знаком был. По его собственной дочери, когда та превращалась из дитя в девушку. Юницы в эту пору спят наяву и зрят в своих трепетных снах запретное и неназываемое. Тайну вековечную благую, которая наливает соком яблоки и колосья, устремляет росток к солнцу, заставляет всех живых существ искать себе пару и продолжать род. Зов птиц на гнездовьях в их резких ломких голосах, кошачьи мартовские интонации в гневе, и глубокий теплый смех, похожий на воркование влюбленной горлицы.

Ах, эти глаза синие! Ах, эти косы черные! Дочь моя ненаглядная! Мэрвиш – подобная луне! Нет во всем Джезиме девочки красивее и веселее. Ты – Сама Жизнь, обещающая только любовь и счастье.

Несказанные когда-то давным-давно слова стекали с губ Джэйффа Элира горьким медом. И не заметил, как произнес вслух:

– Ты пришла ко мне, Мэрвиш. Ты нашла меня, красавица моя синеглазая.

И мурлыкала она, словно котенок, и целовала шуриа в щеки, и говорила шепотом, касаясь губами уха:

– Меня зовут Шэлир.

– Так мы, выходит, тезки, – усмехнулся он, очнувшись от чар. Имена из одного корня, чего уж там.

Протер глаза, отряхнулся, глядь, чудеса опять. Только что от Мэрвиш не отличить было отроковицу, и вдруг – совсем другая. Не шуриа, нет. Русокосых шуриа не бывает. Белокожих, светлоглазых, статных не бывает средь рожденных под Сизой луной.

– Выходит, что так, сын Шиларджи. Ты – свободный, а я – Свобода.

– Значит, мы обязательно поладим, милостивая Шэлир. Сколько крови я пролил во славу твою.

Голубоглазая девочка вздохнула и поежилась в своих шутовских одежках. Мол, что поделаешь тут? Такова цена. Все, что у тебя есть, отдай, и всю кровь в придачу – не меньше, но и не больше.

– Тебе я не нужна.

Похоже, девочка немного опечалилась. Первый встречный смертный оказался такой… свободный.

– А всем остальным – очень даже, – вкрадчиво молвил шуриа.

– Некоторым дочерям Серебряной луны, да? – мурлыкнула лукаво богиня.

Все-то они знают, эти боги, все-то ведают! Потому отвечать шуриа не спешил. Любовался сменой настроений на личике своей небесной гостьи. То нахмурится, то улыбнется, то губу закусит, совершенно так же, как это делает одна гордая хелаэнайя. Смена личин, словно рябь по воде, поди пойми, что она задумала. И вообще, зачастили боги на вечерние посиделки. Неспроста это!

– Меня выбирают сами, – молвила она в конце концов.

Что верно, то верно. Сами выбирают, сами отбирают, сами дарят… Сами, все сами.

Джэйфф подкинул в огонь немного хвороста. Пусть пожарче станет. А то ведь воздух сырой такой стал, и пробирает до костей, почище самого сильного мороза.

– Садись поближе, Шэлир, замерзнешь еще.

У богинь не краснеет кончик носа, не стучат от холода зубы, не синеют пальчики, но им всегда нравится чуть-чуть побыть смертными. Немного посидеть у костра, укрывшись шинелью, пропахшей мужским потом, выпить горячего черничного отвара и съесть тарелку каши, сваренной умелыми руками самого свободного человека в Джезиме. На то они и богини.

– Красиво, – сказала девочка, по-кошачьи аккуратно вытирая губы. – И вкусно.

– Без тебя, милостивая, и поделиться впечатлениями было бы не с кем, – посетовал Джэйфф, оттирая котелок снегом.

– Отчего же не с кем? А как же маленькая змеиная женщина, запертая в большом доме, что на скале?

Ах ты, хитрая маленькая богинька! Сидит на его одеяле, укрылась его шинелью и строит уморительные рожицы. А пока шуриа сверялся с ролфийской ланд-картой, выданной ему эрной Хайнри, вычисляя по перепадам высот, что можно считать скалой, Шэлир вообще ушла. Бесшумно, не попрощавшись и не предупредив. Как кошка. Оставив после себя цепочку кошачьих же следочков в мокром снегу.

– Ну? И что все это значит? – спросил Джэйфф у сизой Шиларджи, запрокинув голову, будто говорил с великаншей. – Не хочешь объясниться, Мать Земли? Чего захочет твоя юная сестра за услугу? Свобода обычно стоит дорого. Слишком дорого, я бы сказал.

Но Шиларджи, по обыкновению своему, упрямо молчала, скалясь ущербным ликом.

– Впрочем… Бабы…э… то есть дамы меня всегда любили, – заявил наглый змей. – И взрослые, и маленькие. Будем считать, что не услуга это, а помощь. Без-воз-мезд-ная, запомни.

Насмешил богинь, так насмешил, ползучий.

Идти Джэйффу пришлось долго. Проваливаясь в стремительно набухающий влагой снег, пытаясь за поднимающимся туманом разглядеть дальние огоньки и хоть как-то определить направление. Большой дом на скале, конечно, прекрасный ориентир, но только в ясную солнечную погоду. В потемках среди холмов Элир проплутал достаточно, чтобы продрогнуть, разозлиться и сто раз пожаловаться Шиларджи на малолетних богинь, которые сами не знают, чего им от простых смертных надобно.

Блуждай теперь, пес знает где, зарабатывай радикулит и воспаление легких, потому что от ледяной воды, хлюпающей в промокших насквозь сапогах, ровным счетом никакой радости, а сплошной вред для организма и расстройство для нервов. Одним словом, шуриа предавался любимейшему занятию – жалел себя вдоль и поперек. Но все равно шел вперед.

Пока не наткнулся на бесхозную лошадь. Точнее, брошенную каким-то торопыгой. Дальше – интереснее. Следы, явственно проступившие в тающем снегу, вели к речушке. А за рекой… Так и есть! На той стороне черным матовым силуэтом по черному, едва заметно мерцающему фону проступала искомая скала.

Лед под ногами Джэйффа угрожающе трещал, а у берега вообще не выдержал веса мужчины. Но холодная ванна нисколько не остудила его азарт. Отряхнувшись по-собачьи и скинув долой лишнюю одежду, Элир устремился вперед.

«Сейчас мы посмотрим, что это за дом на скале. Сейчас, сейчас…» – подгонял он себя.

В другую ночь шуриа бы стал вопрошать духов, прежде чем соваться в столь странное местечко. Но янамарским духам явно сейчас не до Элира было.

«Ничего. Мы сами как-нибудь разберемся». И разобрался. Не соврала богиня полукровок. На вершине столь редкой в этих краях возвышенности стоял не просто дом, а целый замок, насквозь пропитанный диллайнской магией – колдовством Предвечного.

А под стеночкой-то лежала одежда. Женская, армейская, ролфийская. Юбка такая зна-ко-мая! И шинель, еще пахнущая своей неугомонной хозяйкой.

– Раз – лошадка, два – следочки, три – шинелька, – промурлыкал Джэйфф. – Приползла к волчишке змейка.

Двадцать лет назад, на Шанте, он, бывало, до бешенства доводил свою Грэйн дурашливыми присказками-нескладухами. Она так сладко злилась. Ух! Иногда даже с кулаками бросалась.