— При чем тут ятвяги! — Соломка села, оправляя волосы. — Ты кто?

— Зимятовна я, Вологина жена!

— Ах, да! Ты чего гундосишь среди ночи? Лисава, проснись! Ятвяги, что ли, напали? Или терем горит?

— Да разбойник этот, князь полоцкий! Оборотень этот, чтоб ему на свой нож чародейный напороться! Совсем убил, разорил, сиротой меня оставил… — Зимятовна припала головой на край лежанки и разрыдалась.

— Убил? — Елисава терла глаза, пытаясь стряхнуть сон, но в горнице было почти темно, только луна слегка заглядывала в затянутое слюдой окошко, и она не была уверена, что это все ей не снится. — Всеслав? Спьяну подрались, что ли? Да говори ты толком, не рыдай, не понимаю я ничего!

— Эллисив! — Дверь открылась, в горницу заглянул Ивар. Позади него кто-то держал факел, внутрь проникло несколько отблесков света. — Ты спишь? Извини. Но ты должна встать.

— Что случилось? — Отпихнув Соломку, Елисава вылезла из постели и подошла к двери, стараясь не наступить на Будениху и Кресавку.

— Висислейв конунг захватил этот город.

— Что? — Елисава распахнула дверь.

В верхних сенях стояли Ивар и Альв, а на лестнице — еще несколько темных фигур.

— Если я правильно понял, он захватил здешнего ярла и его дружину, которые были пьяны. Его люди — те, что оставались снаружи, — вошли в город и опять закрыли ворота. Я мало что понял. Но будет хорошо, если ты выяснишь, что происходит.

— Это правда? — Елисава обернулась к Зимятовне.

Соломка уже усадила воеводину жену на лежанку, и та закивала, продолжая плакать.

— Как есть захватил… — бормотала она, — из постели вытащили… Воеводу увели… Все при оружии… Полочане… оборотень он, нет ему веры… Как есть оборотень, чтобы его Мара поглотила!

— Огонь зажгите и одеваться подайте! — распорядилась Елисава.

Происходило что-то важное, и ей не терпелось выяснить, что именно. Похоже, что-то неприятное. Внутри похолодело: а не напрасно ли она доверилась Всеславу Полоцкому? И как вообще вышло, что она ему доверилась, хотя прекрасно знала, что он колдун, оборотень и верить ему никак нельзя? Но почему нельзя — ведь у его отца, князя Брячислава, заключен договор с Ярославом, чтобы им «быть во всем заедино»…

— Вот заворожил глазами своими! — бормотала Соломка, торопливо укладывая черные косы вокруг головы. — А сам-то…

— Мы ворота открыли, как гостей дорогих приняли, — всхлипывала Зимятовна. — Ты, Ярославна… Мы князю Ярославу слуги верные… И отец мой, и дед… И брат мой у Владимира Ярославича в ближней дружине, возле самого стремени ходит, и ничего, кроме верной службы, мы…

В это время на лестнице послышались голоса и топот. Елисава поспешно метнулась туда, не дав Буденихе хотя бы пригладить ей косу и повязать ленту. Альв с факелом еще был на площадке, и она сразу увидела внизу полоцкого воеводу Радогу. Двоюродный брат Всеслава по матери, сын того самого загадочного кормильца, был светловолос, рыжебород, а его белая кожа летом была вечно красной от солнца, но, по крайней мере, в нем не ощущалось ничего загадочного.

— Воевода Радогость! — строго окликнула его Елисава, встав на площадке и сложив руки на груди. — Что за переполох среди ночи? Что вы делаете?

— Кто там с тобой? — Держась за перила, Радога остановился на середине лестницы и смотрел на нее снизу вверх. За его спиной стояли еще человек пять гридей, и при свете факелов в их руках Елисава видела холодный блеск обнаженных клинков. Ее переполняло чувство тревоги, но она старалась выглядеть невозмутимой и строгой. В жилах княжны текла королевская кровь многих поколений ее предков, которым не раз случалось бывать в переделках, и она обязывала не терять головы.

— Со мной послы Магнуса конунга и мои ближние женщины. Но я жду ответа: что происходит? Терема горят? Или князь Всеслав делает совсем не то, что обещал сделать? Почему у твоих людей в руках оружие, воевода Радога? Уж не со мной ли вы собрались воевать?

— Князь Всеслав тебе сам все объяснит. А мне велено присмотреть, чтобы тебе беспокойства никакого не было. Если там есть кто из мужчин, пусть выйдут.

— Здесь два человека, послы Магнуса конунга. Я хочу, чтобы они остались при мне.

— Ладно, пусть остаются, — не без колебаний, но все же согласился Радога. — А ты, Ярославна, пока из горницы не ходи. Обожди, придет князь Всеслав и сам тебе все расскажет.

— Что с воеводой Вологой?

Но на этот вопрос Радогость предпочел не отвечать и ушел, но пять или шесть его гридей остались у подножия лестницы, в нижних сенях. Елисава вернулась в горницы.

— Ну и дела! — Остановившись посередине, она развела руками. — Господи Иисусе! Ничего не понимаю. О Боже! — Елисаву вдруг осенила еще одна мысль. — Они открыли ему ворота… потому что с ним была я… Если он и правда… Выходит, я сама помогла ему…

Ее била дрожь. Она не то чтобы боялась за себя, но ее переполняли сильная тревога и растерянность. Происходило совсем не то, чего она ожидала, причем что-то очень нехорошее. Она привыкла видеть врага только в Харальде, но опасность подстерегла совсем с другой стороны! Похоже, что Всеслав действительно захватил Луки. До Елисавы постепенно доходил смысл слов Ивара, которые подтверждались и бестолковыми причитаниями Зимятовны, и действиями Радоги. Зачем ему это надо, она не спрашивала: тот, кто владеет ключевым участком важнейшего пути, имеет огромные преимущества как в мирное время, так и во время войны. Двадцать лет назад Брячислав захватил Витьбеск и Всесвяч, подчинив себе южную часть перевала с южных рек на северные. И Ярослав признал его завоевания, чтобы заключить очень нужный тогда мир. Теперь сын решил закончить дело отца и подгрести под себя северную часть. Здесь уже Ловать, и он, захватив ее истоки, откроет себе прямую дорогу на Новгород… который его отец разграбил во время войны двадцатилетней давности. Если только предположить, что полоцкие князья нарушили договор «быть заедино» с Ярославом, то все остальное становится и объяснимым, и возможным.

И если все именно так, то она, Елисава, своими руками помогла Всеславу! Осознав это, княжна закрыла лицо ладонями, чтобы не видеть эту бездну стыда и отчаяния. Она сама, пусть невольно, но своим присутствием заставила воеводу Вологу поверить полочанам и впустить их в город! И Святша помог — объявив воеводе, что скоро прибудет его союзник, полоцкий князь. А он оказался вовсе не их союзником…

Соломка стояла у окна и прислушивалась. В темном небе из-за облака виднелась ровно половина луны — верхняя. Это зловещее зрелище только усилило тревогу и растерянность Елисавы. Полнолуние. Время, когда оборотни наиболее сильны.

Ночь была полна звуков: шаги, голоса, скрип дверей. Вот кто-то истошно заорал, но тут же умолк, будто ему зажали рот. Потом опять крики, глухие удары клинков по щитам, резкий лязг железа — кто-то схватился меч в меч, — но и эти звуки быстро стихли. И все же оставалось много неясного, и Елисава с нетерпением ждала, когда Всеслав соизволит прийти и объясниться с ней по поводу происходящего. Княжне очень хотелось взглянуть в глаза этому человеку… или не совсем человеку, который, будучи таким ласковым, приветливым и заботливым с ней, в то же время таил в душе самые черные, коварные замыслы. Истинный оборотень!