Великий князь тут же передает просьбу императора академикам, и буквально через несколько дней городу придумано имя Мирный.

…В начале 1900 года во многих домах столичной аристократии шли бурные обсуждения нового романа Л. Н. Толстого «Воскресение». Над этим произведением великий писатель, творчество которого Константин Константинович высоко ценил, работал много лет. Работа оказалась трудной, изматывающей, недаром роман имел ряд редакций. Последняя из них была опубликована в нескольких номерах журнала «Нива» за 1899 год. Но царская цензура сильно исказила произведение Толстого. Впрочем, даже в том виде, в каком роман тогда опубликовали в России, он не был целиком и полностью принят всеми читателями. Такое часто случается с великими творениями человеческого духа, опередившими свое время. Не оказался в данном случае исключением и великий князь, который с юности читал многие произведения яснополянского графа, но имел противоречивый взгляд на его творчество. Промолчать же, не дать собственной оценки новому произведению великого русского писателя он не мог. Ведь Л. Н. Толстой, кроме всего прочего, был и почетным «пушкинским» академиком Императорской академии наук.

Читая роман «Воскресение», он пишет в дневнике: «…Какое чередование гениальных описаний, проникновения в человеческую душу, кощунства и прямо глупых умозаключений». Неудивительно, что Константина Константиновича возмутили многие взгляды Льва Толстого в его новом романе. Иначе просто и быть не могло. Ведь великий князь искренне верил во все постулаты Русской православной церкви. К тому же он был чиновником очень высокого ранга. Простим же ему заблуждения. Тем более что, закончив чтение этого романа, он признает: «…Рядом с невозможными парадоксами, с произвольным толкованием евангельских заповедей, с отрицательным взглядом на установившиеся порядки нашей жизни встречаются чудные высоконравственные мысли».

Практически одновременно с публикацией в России роман Л. Н. Толстого «Воскресение» был издан целиком, по гранкам, которых не коснулась рука цензора, в Лондоне. Сделать это рискнул В. Г. Чертков, руководивший издательством «Свободное слово».

Член Государственного совета от Орловского земства М. А. Стахович, близкий знакомый семьи писателя, по просьбе его жены, Софьи Андреевны, читавший предварительно некоторые публицистические произведения Толстого, знакомил теперь великосветскую столичную публику с романом «Воскресение» в корректуре. И вот какова реакция на это Константина Константиновича: «Вечером слушали… продолжение нового романа Л. Толстого „Воскресение“ (по корректурам) М. А. Стаховича. Удивительные есть страницы!»

Неоднозначные взгляды на творчество Л. Н. Толстого у Константина Константиновича, как и у многих представителей великосветского столичного общества, сложились давно. Уже несколько лет неоднократно заходила речь об эстетических суждениях писателя, многим казавшимся парадоксальными, неприемлемыми. Шокировал же он публику, особенно ряд представителей художественных кругов, своим полемическим трактатом «Что такое искусство». Великий русский художник Илья Ефимович Репин, не соглашаясь с некоторыми утверждениями автора, все же признавал, что «главная постановка вопроса так глубока, неопровержима, что даже весело делается, радость пронимает…»

А вот Константин Константинович многие мысли Л. Толстого о живописи не приемлет. Читает он статью писателя «Что такое искусство» в журнале «Вопросы психологии и философии» и выносит нелицеприятный вердикт: «Поразительное смешение здравых и вздорных понятий». Такого же мнения придерживаются и некоторые другие представители художественной интеллигенции. Об этом свидетельствует одна из дневниковых записей великого князя:

Был у меня художник Васнецов (Виктор Михайлович) – одно из наших современных художественных светил. Говорили с ним про статью Л. Толстого «Что такое искусство» и вместе возмущались.

Теперь же, зимой 1900 года, когда Лев Николаевич Толстой – почетный академик, «возмущаться» президенту Академии наук вроде бы и неудобно. И он, как человек умный и высокообразованный, старается лишь глубже вникнуть в то огромное художественное явление, которое представляет собой писатель, объективно оценить его творчество. В этот период Л. Толстому посвящено немало страниц дневника великого князя. 19 февраля он пишет: «В философском обществе Мережковский, писатель полуязыческого направления, нападал на Льва Толстого и отзывался о нем очень презрительно». А вот приглашенный им же священник Толстого защищал, и это вызвало шумное одобрение у присутствующих. Вышло как-то странно, по мнению Константина Константиновича, «неверующий бранил заблуждающегося и искажающего христианское учение, а представитель церкви защищал».

Сам Д. Мережковский проповедовал «новое религиозное сознание» и в начале 1900-х годов написал работу «Религия Л. Толстого и Ф. Достоевского», в которой противопоставлял «провидца плоти» Толстого и «провидца духа» Достоевского.

Толстой подобную идеологию не принимал, считал, что она ведет к «распадению нравственности у людей». Противником модернизма – как в жизни, так и в искусстве, был и великий князь Константин Константинович. Подтверждение этому находим в дневнике от 22 января 1900 года:

Были с женой в Академии художеств, на выставке живописи «Мира искусства», там все больше так называемые «декадентские» произведения… Рядом выставка всех картин умершего летом Исаака Левитана; это только пейзажи, все большею частью грустные, простые, но необыкновенно правдивые и поэтичные…

…Порой с предубеждением относился Константин Константинович и к личности Льва Николаевича Толстого. По поводу одного из его писем, опубликованного в английской газете «Times», великий князь отозвался следующим образом:

…Граф Л. Толстой, когда из гениального писателя превращается в плохого мыслителя, имеет способность глубоко меня расстраивать. Часто вещает он неопровержимые истины, но вещает так, что как-то бессознательно чувствуешь его неправоту и вместе с тем не находишь возражений.

И все же Константин Константинович преклонялся перед огромным талантом Л. Н. Толстого, не мог не воздать ему должного. Когда выдающийся писатель умер, великий князь послал его вдове телеграмму со словами соболезнования и организовал в Академии наук публичное собрание, на котором А. Ф. Кони и Д. Н. Овсянико-Куликовский прочитали доклады о гении русской литературы. На этом собрании августейший президент предложил почтить его память минутой молчания и собрать специальное совещание, посвященное увековечиванию памяти Л. Н. Толстого. Вечер, посвященный умершему писателю, прошел по инициативе великого князя и в «Измайловских досугах».

Однако такое внимание к «вероотступнику православия» понравилось далеко не всем. В столичном великосветском обществе с неудовольствием говорили о «возмутительном вечере» в Измайловском полку. А реакция некоторых высокопоставленных священнослужителей была и того хуже: под их нажимом великому князю Константину Константиновичу было отказано в издании объявленных ранее сборников стихов.

Вот так в России издавна умели наказывать непокорных – невзирая на чины, титулы и заслуги перед Отечеством.

Великий князь был, конечно, расстроен. И в сердцах написал в дневнике: «Значит, я не имею права прочесть вслух несколько страниц из „Отрочества“?!»