– Рапскаль, нет! – закричал кто-то из Элдерлингов, но тот и ухом не повел.

Однако если Тинталья и заметила самоубийственный поступок Рапскаля, то не обратила на него внимания. Она вновь уставилась только на меня. Ее рев перешел в глухое ворчание, которое я не столько слышал, сколько ощущал грудью. Слова, когда она заговорила, были полны гнева и обиды:

– Я должна это знать, но не знаю. Я полечу, чтобы выяснить. Не чтобы порадовать тебя, человек, но чтобы наконец вытрясти из Айсфира то, что он должен был рассказать нам давным-давно. Ни один дракон не может знать, что случилось, пока он был в коконе или морским змеем. А Айсфир лишь дразнит нас прошлым, которое нам неизвестно.

Она развернулась на лапах, не заботясь о том, что чуть не смела огромным хвостом людей и Элдерлингов, и им пришлось броситься врассыпную.

– Я иду пить. Мне нужно Серебро. Потом меня надо обиходить. Когда я напьюсь, все должно быть готово для чистки и полировки.

– Все будет! – крикнул ей вслед Фрон, пока Тинталья величественно топала прочь. Он обернулся к родителям, и сквозь чешую на его щеках отчетливо проступил румянец. – Она великолепна! – крикнул мальчик, и собравшиеся дружно рассмеялись, соглашаясь с ним.

Я был далек от ликования. Теперь, когда у меня появилось время осознать, насколько близко я подошел к гибели, у меня все внутри тряслось. А ради чего? Я так и не узнал ничего нового о Слугах. Да, у меня теперь есть позволение Тинтальи на исцеление Силой, и маги, которых когда-нибудь, возможно, пришлет Дьютифул, сумеют помочь людям. Да, у Дьютифула появился шанс заключить союз с теми, кто однажды, может быть, сумеет повлиять на драконов, чтобы они вели себя иначе.

Но главное, мне стало известно, что Айсфир жив. Оставалось надеяться, что Тинталья поделится со мной тем, что ей удастся выведать. Я предполагал, что драконы и Слуги когда-то долго враждовали. Могло ли быть так, чтобы Элдерлинги не знали об этом? Вряд ли. Однако мы не нашли никаких свидетельств этой вражды.

Или нашли? Бледная Женщина захватила Аслевджал. Поглощенный ледником город Элдерлингов стал ей неприступной твердыней, откуда она могла направлять ход войны между Внешними островами и Шестью Герцогствами. И там, в этой цитадели, пытала вмерзшего в лед дракона, стремясь уничтожить Айсфира и весь его род. Она всячески старалась разрушить город. Изображения были стерты или уничтожены, огромные библиотеки из камней памяти приведены в страшный беспорядок… Разве это не доказательство закоренелой ненависти? Разве она не старалась стереть с лица земли все следы того народа и его знаний и обычаев?

Я не надеялся, что драконы станут помогать мне в войне со Слугами. Если бы Айсфир имел желание отомстить, он бы уже давно попытался это сделать. Наверное, Айсфир нашел выход своей ярости, когда разрушил ледяной зал на Аслевджале и убил солдат Бледной Женщины. Он предоставил мне убить ее саму и каменного дракона, которого она создала вместе с Кебалом Робредом. Возможно, черный самец не такой горячий, как Тинталья. У многих животных самки сражаются ожесточеннее, чем самцы.

– Правда? – переспросил Пер, и я понял, что произнес последние слова вслух.

– Правда, – ответил за меня Лант, возможно вспомнив, как мачеха пыталась убить его.

На свободном участке площади перед нами Рапскаль ворковал с Хеби, будто с комнатной собачкой, а Малта, Рэйн и Фрон что-то обсуждали, да так оживленно, что чуть ли не ссорились. На меня вдруг накатило головокружение.

– Я бы хотел вернуться в комнаты, – тихо сказал я и не смог воспротивиться, когда Лант взял меня под локоть.

Меня вновь охватила слабость, как после исцеления Силой, хотя теперь трудно было понять, что ее вызвало. Когда я, обходя встречных, поднялся к двери, к нам присоединились Янтарь и Спарк. У дверей наших покоев Янтарь остановила остальных.

– Я поговорю с вами позже, – заявила она и жестом велела всем идти.

Лант усадил меня на стул за столом, я услышал, как он тихо прикрыл за собой дверь. Я уронил было голову на скрещенные руки, но тут раздался голос Шута:

– Ты заболел?

Я не поднял головы, но покачал ею:

– Слабость. Как будто долго работал Силой. Не знаю почему. – Не сдержавшись, я коротко рассмеялся. – Может, вчерашний бренди еще дает о себе знать.

Он мягко опустил руки мне на плечи и стал разминать мышцы.

– Тинталья источала мощные чары. Я не мог двинуться с места от ужаса перед яростью, которую она обрушила на тебя. Это было нечто невидимое, но я чувствовал ее. Я знал, что она вот-вот убьет тебя, и ничего не мог поделать. Но я ощущал тебя. Ты не дрогнул перед ней.

– Я держал стены поднятыми. Думал, мне не жить. Зато мы кое-что узнали. Айсфир жив.

Мне было приятно, что он массирует меня, но прикосновение его рук слишком живо напоминало о Молли. Я передернул плечами, и Шут, ни слова не говоря, отошел, взял стул и сел рядом.

– Ты и правда мог умереть сегодня, – сказал он и покачал головой. – Не знаю, что бы я тогда делал. Ты почти заставил ее убить тебя. Ты что, хочешь умереть?

– Да, – сказал я. И добавил: – Но не теперь. Сначала я уложу столько врагов, сколько смогу. Мне нужно оружие, Шут. А лучшее оружие убийцы – знание, много знаний. – Я вздохнул. – Известно ли Айсфиру что-нибудь полезное? Согласится ли он рассказать это Тинталье? А если да, то как мы узнаем об этом? Шут, я впервые иду на убийство настолько неподготовленным.

– Я тоже. Но я впервые иду что-то делать с такой решимостью.

Я сел чуть ровнее, поставив локоть на стол. Коснулся его руки в перчатке:

– Ты все еще сердишься на меня?

– Нет, – сказал он. И сразу же: – Да. Ты заставил меня думать о том, что я хотел бы забыть.

– Ты должен вспомнить это ради меня.

Шут отвернулся, чтобы я не видел его лица, но руку не отдернул. Я ждал.

– Спрашивай, – велел он хрипло.

Ну вот. Теперь мне придется мучить друга. О чем же спросить, что мне важнее всего знать?

– Есть ли в Клерресе кто-нибудь, кто мог бы помочь нам? Кто-нибудь, с кем можно тайно сговориться? Можно ли как-то передать ему, что мы идем?

Тишина. Неужели он и теперь уклонится от ответа? А ведь напоить его еще раз уже не получится.

– Нет, – выдавил наконец Шут. – Никак не передать. Прилкоп, возможно, еще жив. Они разлучили нас, когда перешли к пыткам. Думаю, с ним обращались примерно так же, как со мной. Если он жив, то наверняка по-прежнему сидит под замком. Я предполагаю, они сочли его слишком ценным, чтобы убивать, но могу и ошибаться.

– Я знаю, ты сомневаешься в тех, кто помог тебе сбежать. Но вы с Прилкопом отправили мне нескольких гонцов. Можно ли верить этим людям? Они все еще в Клерресе?

Шут покачал головой. Он по-прежнему отворачивался от меня.

– Это было возможно в первые годы после нашего возвращения в Клеррес. Когда мы уже были не в ладах с Четырьмя, но они еще не знали, что мы не доверяем им. Сначала мы отправили гонцов, чтобы предупредить тебя о том, что Четверо, возможно, хотят навредить тебе. В то время Четверо еще пытались склонить нас на свою сторону, заставить думать как они. Возможно, они и правда верили, будто сопоставители и наставители могут убедить нас, что мы ошибались. – Он криво улыбнулся. – Но все пошло не так. Думаю, они заслушивались нашими рассказами, ведь они почти ничего не знали о жизни за стенами Клерреса. И, узнавая от нас все больше о том, что происходит за пределами их мирка, некоторые начали сомневаться в том, чему их учили Слуги. Наверное, поначалу Четверо не понимали, какое влияние мы обрели в Клерресе.