Лиз Алби спрашивала себя, не сделала ли она ошибку, взяв больничный. Врач хорошо знал ее историю, и поэтому выписал ей освобождение от работы сразу же, безо всяких проволочек.

– Да, вам необходимо время, чтобы пережить эту трагедию, – понимающе кивнул он. – Мне кажется, это довольно разумно – немного отдохнуть от работы. Хотя безвылазно сидеть дома и казниться тоже было бы нежелательно. Вам необходима профессиональная психотерапия!

Он дал Лиз несколько адресов психотерапевтов, одни из которых специализировались на помощи жертвам преступлений и их родственникам, другие консультировали родителей, потерявших детей. Когда Лиз сказала матери, что попробует сходить на прием к одному из таких врачей, та саркастически ухмыльнулась.

– Ха! К шарлатанам намылилась? Лопочут всякую ересь, да еще и денежки им за это подавай. Целую прорву денег! Нет, правда, Лиз, у тебя точно крыша поехала.

– Ну что ты, мама! Я надеюсь, мне хоть как-то помогут. Сара снится мне каждую ночь. И я не могу себе простить, – на ее глаза тут же навернулись слезы, – что не позволила ей прокатиться последний разок на карусели!

Бетси Алби театрально вздохнула:

– Гос-с-споди! Да прекратишь ты когда-нибудь ныть про эту чертову карусель? Ты думаешь, девка была бы сейчас жива, если бы протряслась три круга на этой дурацкой штуковине?

«Этого я не знаю», – хотела ответить Лиз, но говорить она больше не могла – ее душили слезы. Она начинала плакать каждый раз, когда вспоминала о том, что пресекла последнее желание своей дочери. Как ни странно, она терзалась из-за карусели едва ли не больше, чем из-за того, что убежала за бутербродами и так надолго оставила дочку одну, без присмотра.

Искать утешения у матери было делом безнадежным. Лиз и не ожидала от нее какой-либо поддержки. Конечно, жестокое убийство внучки не прошло для Бетси Алби бесследно – она, в общем-то, тоже переживала. Но озлобленная жизнью женщина справлялась с горем по-своему: она пила больше обычного, а телевизор в ее комнате стал греметь почти круглосуточно. Лиз просыпалась иной раз в три часа ночи и обнаруживала, что мать все еще сидит перед ящиком. Раньше такого не было. В прежние времена Бетси, негромко похрапывая, все-таки спала ночами, и довольно крепко.

Леденящую кровь историю Сары во всех красках расписала пресса, и Лиз приобрела определенного рода известность. Поэтому ее сразу же, безо всякой очереди, записали на прием к двоим врачевателям душ из списка, составленного ее лечащим доктором. Офис первого из них Лиз покинула просто галопом, потому что молодой эскулап, витающий где-то в облаках, стал с настойчивостью дятла выспрашивать у молодой женщины, какие у нее были отношения с отцом. Он никак не хотел понять, что Лиз вообще не помнила своего отца, и если тот когда-то и держал ее маленькой на руках, то никакого значения это сейчас не имело.

Во втором офисе ей предложили сесть на кушетку, взяться с врачом за руки и заголосить во всю глотку. Лиз очень стеснялась это делать, и психотерапевт, похоже, решил, что он нащупал причину всех ее проблем. Ну уж нет, упражняться неделя за неделей в первобытных воплях, держась при этом за мужчину, у которого пахнет изо рта, а на лице застыло недовольное выражение, Лиз не собиралась. Она скомкала список психотерапевтов и швырнула его в мусорную корзину.

Однако вскоре случилось то, от чего предостерегал ее лечащий врач. Лиз засела в четырех стенах, предаваясь бесконечным тягостным размышлениям. Нет, пить она не стала. Кошмарный пример матери не вдохновлял молодую женщину на мысли о рюмке и на бесконечный просмотр тупых телепередач. Лиз целыми днями глядела в окно, мысленно перебирая картины из короткой жизни дочери, но от этого ей тоже легче не становилось.

Ей вспоминался новорожденный младенец, теплый, беззащитный комочек, что доверчиво прильнул к руке своей заплаканной матери. Малышка, делающая первые неуклюжие шаги. Первые слова Сары. Ее оглушительный визг «ма-а-а-ма!», сопровождающий бурные капризы на детской площадке. И собственные чувства, которые почти всегда были направлены против ребенка.

«Ты вечно была на взводе, без конца ругала и одергивала свою дочь. Ты жалела уделить ребенку несколько лишних секунд, считая их украденными у тебя. После всего, что случилось, ты наконец-то поняла: между тобой и дочерью существовала глубокая внутренняя связь, и эта ниточка была гораздо крепче, чем ты могла предположить. Теперь тебе не хватает Сары. Недостает ее каждый час, каждый миг в череде бесконечно длинных дней. Поговорить бы хоть с кем-нибудь! – в отчаянии думала Лиз. – Просто поговорить! Обо всем, что случилось, и о том, как много ошибок я совершила».

Однажды утром она сидела в раздумьях, не выйти ли ей раньше времени на работу, чтобы хоть как-то отвлечься от изматывающих мыслей. И вдруг ей в голову пришла одна идея.

Накануне Лиз с содроганием услышала об убийстве еще одной маленькой девочки – Рейчел Каннингэм из Кингс-Линна. Сегодня все газеты трубили об этом. Лиз сбегала за свежей прессой и внимательно перечитала статьи об этом трагическом происшествии. Вечером в полиции должна была состояться пресс-конференция на тему пропажи Рейчел, но журналисты уже заранее ломали копья, сравнивая последнее убийство с делом Сары Алби. Официальной информации о том, что Рейчел тоже изнасиловали, еще не было, но пресса уже освещала это как неоспоримый факт.

«Кто станет следующей жертвой?» – вопрошал заголовок одной из газет. «Наши дети в опасности!» – вторило ему другое издание.

Везде были напечатаны фото маленькой Рейчел. Хорошенькая девочка с длинными волосами и открытой улыбкой.

«Наверное, мама Рейчел чувствует себя сейчас примерно так же, как и я, – подумала Лиз. – Вот бы поговорить с ней…»

Эта мысль крепко засела у нее в голове. С одной стороны, Лиз понимала, что искать контакта с миссис Каннингэм еще рано, ведь едва прошли сутки с того момента, как та узнала о гибели дочери. С другой стороны, она боялась, что по прошествии времени пообщаться с сестрой по несчастью будет не так-то просто. На Каннингэмов обрушилось внимание прессы, и рано или поздно те либо перестанут подходить к телефону, либо просто поменяют номер.

Лиз достала справочник и уединилась с телефоном в крошечной комнате – бывшей детской. Мать сидела перед телевизором и ничего не слышала. Лиз полистала телефонную книгу. Каннингэмов там было много, но она помнила из новостей, что отца Рейчел звали Робертом. Она отыскала подходящую запись и дрожащими руками набрала номер.

«Чего мне бояться? В любой момент я могу просто положить трубку», – уговаривала она себя.

Ждать ей пришлось довольно долго. Слушая бесконечные гудки, Лиз уже хотела оставить свою затею, но вдруг к телефону подошел мужчина.

– Алло, – прозвучал его тихий, осторожный голос.

– Мистер Каннингэм?

– Кто говорит?

– Это Лиз Алби.

Она сделала небольшую паузу, чтобы дать ему сообразить, с кем он разговаривает.