– Я тоже рада, – отвечала она.

И хотя это звучало не очень-то убедительно, но все-таки казалось, что она пытается примерить на себя новую роль по доброй воле.

Вирджиния рассказала мужу, что в Кингс-Линне нашли тело еще одного замученного ребенка.

– Уже во второй раз, Фредерик! Я уже начала задумываться, можно ли оставлять Ким одну именно в такой момент.

При этих словах у Фредерика душа ушла в пятки.

– Вирджиния! Конечно, все это ужасно, но ведь детей убивали всегда и везде, в любом городе, в любой стране. Если оглядываться на все неприятности, происходящие в жизни, то не получится и с места сдвинуться!

– В нашей местности детей убивали далеко не всегда, – парировала жена.

– Вирджиния, ты ведь знаешь, что Уолкеры жизнь готовы отдать за нашу дочку. Они с нее глаз спускать не будут!

– Да, но они уже люди не первой молодости…

– Но и не трясущиеся старцы! Послушай, я считаю, что Ким не сможет нормально развиваться, если ты будешь заставлять ее вечно держаться за твою юбку. Она так и вырастет у тебя инфантильным, запуганным существом, и шагу не сможет ступить без разрешения мамочки!

Фредерик услышал, как она вздыхает.

– Разве мое беспокойство такое уж неоправданное? – спросила она.

– Нет, я так не думаю. Но в данном случае ты нервничаешь зря. Поверь мне!

– Я приеду, Фредерик, – тихо сказала Вирджиния. – Я тебе обещала.

Конечно, мужу хотелось слышать в ее голосе чуточку больше энтузиазма, однако при имеющемся раскладе ему приходилось довольствоваться и тем, что жена вообще согласилась принести такую жертву.

Он налил себе хереса и расхаживал по квартире с бокалом в руках. Завтра в это время Вирджиния будет здесь. Они с ней усядутся вот на этот диван, выпьют по рюмочке и начнут обсуждать, где и как проведут вечер. Хорошо бы услышать от Вирджинии, что она наконец послала Натана Мура ко всем чертям. После всех разговоров жена наденет свое новое великолепное платье и они пойдут вдвоем в ресторан, а затем потанцуют в ночном клубе. Фредерик специально оставил завтрашний вечер свободным и не назначил на него каких-либо дел.

На одной из книжных полок стояла их свадебная фотография в рамке. Фредерик на этом фото просто сиял от счастья. Вирджиния выглядела, как всегда, несколько меланхоличной, однако на ее губах тоже наметилась улыбка, пусть и немного вымученная. Нет, она не была несчастна, однако по ней нельзя было сказать, что свадьба с любимым человеком делает ее особенно счастливой. На свадебных фото Вирджиния была такой, как всегда, – ни веселой, ни грустной. Скорее, равнодушной – к своему торжественному событию, ко всему, что происходит вокруг, – замкнутой в себе, бесконечно рефлексирующей. Эти особенности ее характера сильно беспокоили Фредерика, и вместе с тем они были частью ее привлекательности, ее шарма. Задумчивость, молчаливость, легкая отрешенность – именно это импонировало Фредерику в женском характере больше всего.

Те, кто был знаком с мистером Квентином, ни за что не назвал бы его застенчивым человеком. Но он-то знал, что именно таким он и был в отношениях с женщинами. Если дамы вели себя слишком вызывающе, любвеобильно, кокетливо, были чрезмерно бойкими или кричаще сексапильными, то он пугался, замыкался в себе и чувствовал себя крайне неуверенно. С Вирджинией же все было совершенно по-другому. Когда они познакомились, она полностью отвечала всем его требовательным запросам: красивая, умная, образованная, сдержанная, с налетом некоторой меланхолии, которая придавала ему уверенности и позволяла считать себя ее защитником, настоящим мужчиной. Наверное, рассматривать семью с этих позиций было несколько старомодно, однако Фредерик считал, что далеко не все старомодное потеряло свою актуальность.

Конечно, мистер Квентин, как умный человек, понимал, что за все надо платить. Замкнутость Вирджинии выливалась в ее страх перед окружающим миром. Наверное, она была не способна стать полноценной спутницей жизни амбициозного политика. Он знал, что необходимость присутствия на протокольном мероприятии очень напрягает его жену и заставляет ее чувствовать себя несчастной. Однако она идет на это, потому что любит его.

Внезапно, глядя на фото, Фредерик почувствовал себя виноватым в том, что он, возможно, слишком сильно надавил на нее.

– Я хочу тебе только добра, – тихонько прошептал он, обращаясь к фотографии жены. Его слова шли от самого сердца. – Я так не люблю заставлять тебя делать то, чего ты не хочешь!

Ответом ему стала напряженная, деланная улыбка Вирджинии. Всматриваясь в фото, Фредерик вдруг понял со всей жестокой ясностью, что даже в день их свадьбы ему не удалось сделать жену счастливой.

Ливия Мур не понимала, где она находится, а в какие-то моменты даже не помнила, кто она и каково ее прошлое. Все было окутано туманом, женщину окружала серая бесформенная масса, в которой она мало что различала. Больная мерно дышала, но все же, будучи живой, она не жила по-настоящему. Над своей головой Ливия видела кусочек грязно-белого потолка, по бокам – стены точно такого же невеселого цвета. Лежа на спине, она безвольно перебирала пальцами поверхность тонкого больничного одеяла. Местные запахи казались ей чужими и неприятными. С огромным трудом она пыталась разложить эти ароматы на составляющие. Мастика для пола. Хлорка. Переваренная капуста.

«Здесь плохо, – мелькнуло у нее в голове. – Я не хочу здесь….» Она медленно повернула голову и увидела, что рядом с ее кроватью сидит мужчина. Загорелый, темноволосый, широкоплечий. В футболке, которая была ему маловата. Мужчина разглядывал ее молча, с прохладцей в глазах. Внезапно Ливию осенило, что это – Натан, ее муж.

– Меня зовут Ливия Мур, – хрипло сказала она.

Натан подался вперед.

– Первые слова за несколько дней, – констатировал он.

Кроме него, Ливия различила силуэты двух женщин в халатах и тапочках. Дамы стояли вблизи от Натана и буквально пожирали его глазами. Похоже, они явно решили не пропустить ни одного момента из той сцены, что разыгрывалась перед их глазами.

Постепенно перед внутренним взором Ливии стали возникать разные картины. Она вместе с Натаном. Домик с садом. Люди, снующие по комнатам этого домика, выбирая себе что получше. Потом – яхта. Она перекинула свой чемодан через поручни и услышала, как он со стуком упал на палубу. Затем, балансируя на мостках и сдерживая слезы, она забралась на борт сама. Натан поднимал паруса, ветер играл его волосами. День был прохладным и ясным. За бортом с шумом плескались волны.

Волны. Море.

Ливия подскочила как ужаленная и села на кровати.

– Наша яхта! – воскликнула она, не узнавая собственного голоса. – Наша яхта пошла ко дну!

Натан кивнул:

– Да, у Гебридских островов.

– Когда?

– Семнадцатого августа.