Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец, королевским жестом кивнув официанту, Пачевский разрешил ему разлить это вино по нашим бокалам.
– Попробуйте! Попробуйте! – сказал он мне с настойчивостью тщеславного хозяина.
Я попробовал.
– Ну?! Как винцо?
– Замечательное…
– Ага! – воскликнул он торжествующе. – Но вы еще не пробовали еду! Скоро принесут!
– Так что же Кожлаев?
– Да, Кожлаев!.. – Пачевский горестно вздохнул и сдвинул на столе чистые тарелки, освобождая официанту место для корзинки с горячими хлебцами нескольких сортов, масленки с несколькими сортами масла и еще какой-то вазонки с фирменной ресторанной приправой. – Я, конечно, понимаю, что у вас с Кожлаевым свои счеты. Я же знаю, кем он был. Но поверьте, со своими он был человеком! Мы за ним были как за каменной стеной. А этого Капельникова он дважды просто от смерти спас, реально!
– Но не задаром….
– Да, конечно, не даром! – Пачевский каким-то плотоядным кошачьим жестом взял темный хлебец, осыпанный зернами, разрезал его и стал мазать маслом с фирменной приправой, говоря при этом: – Но, знаете, бизнес – это не для каждого. Есть люди, которым нельзя заниматься бизнесом ни под каким предлогом, это для них смертельно при любых вариантах… Вы тоже ешьте, хлеб с вином – это замечательно!.. Ведь я же не пойду в цирк акробатом под куполом! А в России все ринулись в бизнес, как будто это дрова колоть…
– И все-таки… – вернулся я к тому, что интересовало меня больше всего. – Капельников – инвалид, Рогачева испарилась…
– А я жив и цел, да? – Пачевский усмехнулся. – Вы это имели в виду? Но я им сразу сказал: вы должны были сначала ко мне приехать, а не к ним. Ведь все деньги Кожлаева шли через меня, я был его финансовый менеджер…
– Кому вы это сказали?
Пачевский откинулся в кресле и сразу как-то посерьезнел:
– Слушайте, вы действительно из ФСБ?
– Да.
– А можно ваше удостоверение посмотреть?
– Когда мы едем на Запад, то служебные корочки оставляем в конторе. Такой порядок.
– Логично. Но вы действительно Чернобыльский?
Я положил перед ним свой загранпаспорт.
Он, нужно сказать, очень внимательно с ним ознакомился, особенно с фотографией пятилетней давности.
– Да… Значит, вот вы каким были пять лет назад… Это же вы тогда закрыли нам два казино, верно?
Теперь я понял, откуда он знал мою фамилию.
– Да, – сказал я. – А вы имели к ним отношение?
– Я же вам сказал: я был финансовым гуру Кожлаева. Но только до тех пор, пока он не взял этот Повольский банк.
Я ему сразу сказал, что это плохо кончится, и тут же удрал из Москвы – сначала на Кипр, потом сюда. И, как видите, оказался прав!
Я внутренне усмехнулся его апломбу, спросил с улыбкой:
– Почему же он вас не послушал?
– Потому что решил помочь своим братьям-чеченцам, – всерьез ответил Пачевский. – Вы понимаете, кого я имею в виду?
– Харунова. Точнее, его компаньонов.
Пачевский снова посмотрел на меня как на недоразвитого, а потом – на дискетку, которая все еще лежала между нами на столе. И у меня вдруг появилось четкое ощущение, что он эту дискетку сейчас заберет. Поэтому я тут же взял ее, сунул во внутренний карман пиджака. Он расслабился, обмяк в своих и без того покато-округлых плечах и оглянулся на официанта, который уже катил к нашему столику тележку с набором блюд.
Пока официант располагал эти блюда на столе, Пачевский упорно молчал, а когда официант ушел, сказал:
– Господин Чернобыльский. Если вы будете играть со мной в эти детские игры, разговора у нас не получится. Я пришел на эту встречу, чтобы помочь своей стране, а не заниматься школьным онанизмом. Вы готовы меня выслушать?
Я сменил тон:
– Да. Я для этого приехал.
– Вот и хорошо. Я буду краток. Значит, первое: все деньги, которые проходили через наш оффшорный банк на Кипре, рассыпались, как вы увидите на дискетке, по лепесткам ромашки – на счета наших же зарубежных фирм и фирмочек в Европе, Азии и даже в Австралии и Сингапуре. Под заказы, которые по большому счету никто и не собирался выполнять. И найти их – все равно что искать на Млечном Пути потухшие звезды. Но я вам скажу, куда эти деньги ушли оттуда в конечном итоге. Все – на «Бэнк оф Нью-Йорк». Да, да, тот самый, скандальный. Но тогда еще не было никакого скандала, и через этот банк проходили сотни миллионов долларов, а не только наши. Это раз. Второе: часть этих денег – сразу скажу, не знаю какая, потому что я был вообще против этого, – так вот, часть этих денег Кожлаев обещал Басаеву, Хаттабу и вообще чеченским боевикам. А остальные он либо инвестировал в бизнес, либо держал в других банках, этого я не знаю, я дальше «Бэнк оф Нью-Йорк» их не контролировал. И наконец, последнее. Все, что я вам сказал о трансакциях, я сказал и Харунову, когда он и его партнеры приехали сюда по мою голову. И дал им точно такую же дискетку, как вам. То есть дал им совершенно полную информацию, где и как искать деньги Кожлаева. Но разница между ними и вами в том, что сейчас, когда вокруг этого «Бэнк оф Нью-Йорк» такой скандал, чеченцы в него сунуться не могут. А вы, ФСБ, можете. Все ясно?
Я оглушенно молчал.
Вот уж действительно – чем дальше в лес, тем больше дров! Кожлаев финансировал чеченских боевиков и самого Хаттаба! Или пообещал их финансировать, а денег не дал. Или дал, да не все… И они его грохнули, чтобы забрать все, но тут как раз скандал с «Бэнк оф Нью-Йорк»… Это не слабо!
Но я-то куда лезу? Не только против чеченской ОПГ, а против Басаева и Хаттаба! Опять Хаттаба!!!
Однако Пачевский-то каков, а? Маленький толстенький Карлсон с походочкой гомика, а всю чеченскую ОПГ оставил с носом – вот вам банк, где деньги лежат, да подите-ка суньтесь!
– Если у вас нет вопросов, то приступаем к трапезе, – сказал он. – Еда тут потрясающая! – И поднял бокал с темно-рубиновым черногорским вином. – За жизнь! Или, как говорят евреи, лэ хаим!
Должен сказать, что обед был действительно великолепным, теперь я знаю, куда, если разбогатею, нужно летать обедать.
* * *
…Перечитал свой дорожный дневник и понял, что все нужно переписать заново. Потому что это просто стандартные открытки с видами Вены, Будапешта и Праги. Впрочем, даже и на открытках обычно пишут какие-то человеческие слова: «скучаю», «помню», «думаю о тебе»… А у меня – сплошной служебный отчет о командировке.
Хотя на самом деле всю эту неделю – и в Вене, и в Праге, и даже в Будапеште – она была со мной. Ее глаза, ее походка с сексапильной перчинкой в каждом движении волос и бедер, ее сумасшедший рост, ее шоколадные ноги, увенчанные золотым пушком. На безжалостно одиноких лежбищах моих гостиничных номеров я надламывал, изгибал, гладил, целовал, мял и пил ее тело и часами не мог заснуть от изнуряющей эрекции и пылающего воображения, которое рисовало мне, как бы я с ней здесь, в цивилизации, на этих прохладных белоснежных простынях… на этом окне с видом на Дунай… на этом пароходе, плывущем под Карловым мостом…