– Ты даже не представляешь, насколько права, Наталия. – Старшая сестра отложила красное платье на кушетку и взяла в руки платье цвета морской волны. – А это для тебя. Приложи-ка: идет к твоим глазам. Постой, не двигайся, я посмотрю со стороны. Подумай о чем-нибудь приятном и улыбнись.

– Твое желание для меня – закон.

Она старалась вспомнить свою последнюю поездку во Взорин, но заметила, что мысли все время возвращаются к Малачи. Жрец Волка неохотно принял ее приглашение, и в течение следующих полутора месяцев они играли не реже одного раза в день. Наталия обнаружила, что он сильный противник и изобретательный игрок, хотя регулярно проигрывал ей. Игра с ним была полна неожиданностей. К концу этого срока партии все чаще кончались ничьей, а в последний день своего пребывания в Муроме Малачи даже выиграл у нее.

Наталия улыбнулась сестре:

– И знаешь, он был сильным и изобретательным противником.

– В постели именно это и требуется.

– Я имею в виду – в игре в шахматы, – Наталия покраснела.

Сестра вздохнула.

– Провела бы я с ним столько времени, между нами было бы кое-что побольше, чем деревянная доска.

– Поменьше, ты хочешь сказать.

Марина огрызнулась, а Наталия подавила усмешку.

За время, проведенное вместе, Малачи и Наталия стали неразлучны. Как дочь тасира она была вхожа повсюду, где бывал Малачи, от военных советов до войсковых учений. Когда Малачи был свободен от своих обязанностей, они играли в шахматы или говорили о жизни. На общественных мероприятиях они всегда бывали вместе, обмениваясь втайне своими наблюдениями за придворными или обсуждая различные стратегии, примененные ими ранее днем во время игры.

– Вот этот наряд – для тебя самое лучшее, – Марина кивала головой, подчеркивая свои слова. – Сказать тебе правду, сестренка, я бы точно побегала за твоим жрецом Волка, но он всегда был таким замкнутым и нелюдимым.

– Вроде меня?

– В каком-то смысле, да. – Марина пожала плечами. – Я предпочитаю людей поэнергичнее.

– Вполне понятно, что ты всегда видела его только официальным и чопорным. Он представлял своего короля и свою страну в чужом государстве, где надо было выучить местный язык и обычаи. Он приучил себя к такой дисциплине, что благодаря этому сумел стать хорошим шахматистом, сумел выжить в Лескаре, стал хорошим солдатом. В личном общении он не был таким скрытным, делился своими мечтами и планами.

– И в его планах ты не фигурировала? Наталия нахмурилась:

– Его жизненные планы определялись его долгом короне Илбирии, но я знала, о чем он мечтал прежде, до принятия клятвы. Он хотел получить обычный приход и вести простую жизнь. Его самого удивляло, где ему приходилось бывать, что делать и чего добиваться.

Встречаясь с ним две недели, она поняла, что безнадежно влюбилась. Забирая его фигуру с доски, она протягивала ее Малачи и ждала прикосновения кончиков его пальцев к ее ладони, а убирая руку, всегда старалась прикоснуться пальцами к его сжатой кисти. После окончания игры она всегда приставала к Кидду, желая услышать, о чем он думал и какие планировал ходы во время партии, и не давала ему уйти, пока он не ответит на все вопросы.

– Ну, Наталия, было видно, что ты в него втюрилась, – качала головой Марина. – На всех балах и вечеринках ты его брала под руку или прислонялась к нему, когда смеялась над его шуткой, – ты вела себя просто бесстыдно. Когда вы шептались, вы сдвигали головы так, что щеки почти соприкасались, а между вашими губами было всего несколько дюймов. А когда ты с ним танцевала, следить за вами было просто удовольствие. Вы двигались, как одна душа и тело, легкие, ловкие, грациозные, как будто никого вокруг не было. Неплохо бы твоему жрецу Волка поучить такому моих поклонников.

– А ты позволяла ухаживать за собой людям, не умеющим играть в шахматы, и что получила в итоге?

– Мужа.

Наталия поморщилась – этот ответ ее уколол. Она знала, что и Малачи любил ее, это было заметно по оказываемым им мелким знакам внимания. Он заранее успевал пригласить ее на танец, когда ей грозило приглашение от старого дворянина или молодого офицера, которых она не любила. Он научился понимать ее настроение и отвлекать от тяжелых воспоминаний или нарастающего гнева шуткой или спокойной цитатой из Писания. Она видела, как вспыхивают его глаза, когда она входит в комнату, и не раз замечала его хмурый взгляд, когда танцует с другим или опаздывает на игру.

Они не говорили о своем отношении друг к другу, после слов, сказанных Малачи на балу у эрцгерцога. С ней он был самим собой, и если бы им удалось убежать на какой-то ненанесенный на карту рай в Море Распятия, они бы могли свободно признаться во взаимных чувствах и стать любовниками. В Муроме, где она была дочерью тасира, а он – представителем правительства Илбирии, признать открыто взаимные чувства значило бы ощутить безысходность. Малачи был назначен сюда своим королем в помощь войскам Крайины для уничтожения деспота Лескара. Его миссия была настолько важна, что должна была стать помехой их счастью.

– Мы оба считали, – зашептала Наталия, – что когда Фернанди будет побежден, – а предсказания будущего говорили, что так и будет, – у нас все станет по-другому. Он больше не будет обязан представлять своего короля, и я могла бы выйти за него замуж, это укрепило бы связи между нашими государствами. А потом вдруг зимой наступила оттепель. Появились слухи, что Фернанди набрал новую армию. И тут же новые слухи – что армию он ведет на восток, против Крайины, и все воины ушли на фронт.

Вечером, накануне выступления гусар из Мурома, Малачи обедал с ней во дворце ее отца. В конце вечера он взял обе ее руки в свои и поцеловал:

– Я уезжаю из Мурома как представитель своего короля, моя цель – наблюдать, как гусары закончат то, что мы начали в прошлую осень. Когда все закончится, я вернусь сюда как свободный человек. За тобой. – Он вручил ей деревянную шкатулку с перламутровым медведем на крышке. – Это на память обо мне. Она с лескарского воздушного корабля «ЭльОс». Я нашел ее в капитанской каюте. Он считал себя интеллектуалом.

Наталия выпустила из рук зеленое платье, и оно осело по полу, как лужа. Уселась на кушетку, взяла шкатулку на колени и провела пальцами по крышке. Шкатулка была такой же гладкой, как и двенадцать лет назад, и такой же удивительно тяжелой. Она открыла шкатулку. Внутри было тридцать две шахматные фигурки, часть их была отлита из серебра, другая из золота. Фернанди, его маршалы и его воины представляли собой фигурки из золота. У илбирийцев святой Мартин изображал главнокомандующего, рядом с ним главные фигурки – король Ронан, воздушные корабли, вооруженные священники и волки, а пешек изображали пухлые монахи с выбритыми макушками.

«Он это дал мне на память. Он нашел это на захваченном лескарском корабле, которым вывозили принца

Тревелина. Я отказывалась брать. Я знала, как много шкатулка значит для него – воспоминание о бегстве на корабле лескарцев. Он настоял».