– Не всякому из офицеров королевского воздушного флота я бы преподнес чашку теплой полынной настойки, но ему бы поднес. Я этого письма не видел, но моя жена говорила, что священник любезно прочитал письмо ей. Там написано, что Томми до конца оставался на посту и все стрелял в «Ла Адмирасьо». Хассет пишет, что мой мальчик герой, что те, кто выжил, обязаны этим Томми. Не знаю, насколько это правда, может, его совесть заела. Говорит, что каждый год поминает Томми на мессе в Темпестовы Иды – день Святого Свитина, в Рокстере это священный день.

Кидд протянул руку к скамье напротив и положил ее на плечо капитана.

– Не сомневаюсь, капитан Оллис, что в день сражения ваш сын знал, какой это день, и святой Свитин придал ему сил оставаться на посту. В этот день я тоже помяну его в своих молитвах.

– А мы к тому времени долетим до Арана? – тихо, почти шепотом спросил Урия.

– Сядем между первым и девятым днями темпеста, скорее, в первых числах, – кивнул Оллис, стирая слезинку с уголка глаза. – «Сант-Майкл» приземлится первого или второго. Мы летим за ним, но не очень близко, так что прибудем попозже.

– Мне кажется, что мы и так слишком приблизились к «Сант-Майклу».

– Эй, парень, ты что хочешь этим сказать?

– Он хочет сказать, что у вас из трюма прекрасно пахнет – чем-то, напоминающим ему о доме, – ободрительно улыбнулся капитану Кидд. – Он совместил это обстоятельство с тем, что вы охотно вывезли из страны слепого и его беглого племянника, и сделал вывод, что вы везете в Аран много такого, что, возможно, не имеет полного набора таможенных деклараций.

У Оллиса взгляд стал тяжелым.

– Вы слепы, но вы не глупы. А не может ли быть так, что я вывожу из Илбирии именно вас, а племянник просто сопровождает вас в путешествии?

– Легче поверить, что жена кардинала сочла привлекательным моего племянника, чем заинтересовалась слепым, согласны? – пожал плечами Кидд и постучал пальцем себя по носу. – Нос подсказывает мне, что у вас на борту приличный запас табачка из Брендании и сахара, и кофе. Никаких обид.

– Это вы верно сказали, никаких обид. – Оллис поднялся с места и запихал в рот последний кусок сушеного мяса. – Пора делать обход.

– Мы вас не задержим, капитан. Вы оказали мне большую услугу, я этого не забуду.

Оллис кивнул, прошел на палубу мимо Кидда и закрыл за собой люк. Урия с Киддом остались вдвоем.

Урия отрезал кусочек сушеного мяса от своей порции.

– Вы вправду все это унюхали в трюме? Я – только кофе.

– Да нет. Просто когда мы подходили к кораблю еще на берегу, я споткнулся об ящики. Я решил – пусть Оллис знает, что мы в курсе его контрабанды, но не подозревает, насколько полностью в курсе.

– Вы о чем? – нахмурился Урия.

– Ну-ка, опишите мне трюм.

– Забит под завязку, свободен только грузовой люк. Трюмные крысы у него горбатыми станут.

– Живописно, кадет, но не точно.

– Да, Сэр. – Урия показал Кидду язык. – Не только трюм забит, еще груз пристроен вокруг котла и парового двигателя. Мешки с кофе свалены даже в угольный бункер.

– Значит, если пространство вокруг котла расчистить…

Урия захлопал глазами. «Как он сразу не сообразил!»

– Да, воспользоваться им будет нельзя, сэр.

– В сущности, – серьезно заговорил Кидд, – этим котлом никогда не пользуются. Вспомните, ведь в этом ключ к экономике империи: в Илбирию импортируют сырье, в колонии экспортируют готовые продукты производства. Такие государства, как Аран, не способны производить сталь в таком количестве и такого качества, чтобы самим изготавливать паровые двигатели. Тем не менее ввоз даже схем такого производства считается предательством интересов государства.

Из горла Урии вырвался ехидный смешок.

– Так Оллис контрабандой ввозит целый двигатель! И этот наглец осмеливается читать лекцию о глупости – мне?

– Не думаю, что он первый, да и не ему быть последним, – Кидд поднял бровь. – Я говорю о контрабанде, разумеется.

Молодой человек проигнорировал игру слов.

– Но новый двигатель, наверное, стоит тысячи солнц. Он дороже его летающей прогнившей бочки. Как Оллис смог себе это позволить?

– Не смог, – покачал головой Кидд. – Получил за перевозку от кого-то, у кого куча денег. Ведь не секрет, что существует мнение – почему бы Арану не пойти по пути Брендании. А если в Аране построить заводы, он станет на шаг ближе к независимости.

Урия почесал голову.

– Сначала ваше Богом посланное видение, теперь это. Нам с одной проблемой бы разобраться, а теперь их стало две.

– Две? Не думаю. – Кидд загадочно улыбался. – Всякий, кто хочет, чтобы Аран стал сильным и независимым, не нуждается в возвращении Доста в Истану, ведь он захочет вернуть Аран в свою обновленную империю. Тот факт, что мы оказались здесь и сделали такое открытие, – это еще один знак от Господа, что нашей миссии не дадут провалиться.

Наталия Оганская и Марина, ее сестра, взглянули на Полину, вскрикнувшую над одним из ящиков, которые были разбросаны по комнате.

– Что там, Полина? Мышка? – спросила Наталия.

– Нет, хозяйка, – с робкой улыбкой девушка извлекла из ящика шкатулку темного дерева. – Наверное, она тут пролежала с вашей последней поездки во Взорин. Мы с тех пор не открывали этот ящик.

«Да, знакомая шкатулка, подумала Наталия, а вот откуда – сразу не вспомнишь, сейчас посмотрим». Но Марина успела подскочить раньше, выхватила у Полины из рук коробочку и отвернулась, пряча ее от Наталии.

– Какая мастерская работа, Талия. На крышке инкрустация перламутром: медведь на задних лапах играет с якорным канатом и саблей. И написано по-лескарски, смотри: «ЭльОс». Это на их языке значит «Медведь», правда?

– Медведь? – Наталия, ахнув, прикрыла себе рот правой рукой.

«Надо же, забыла, клянусь всеми святыми». Полина смотрела в пол:

– Хозяйка, это я виновата, надо было поискать по всем ящикам.

Марина широко раскрыла свои карие глаза:

– Это подарок от твоего друга, еще со времен войны. Тасота не слушала сестру.

– Ты не виновата, Полина, ведь она все же нашлась. – И вперила в сестру тяжелый взгляд, который старшая, чуть более рослая сестра не могла выдержать дольше минуты. – Ну-ка, Марина!

Плечи Марины поникли, и она протянула шкатулку Наталии. Та взяла ее и взвесила в руках. – Шкатулка вместе с содержимым представляла большую ценность, а для нее была просто бесценной.