— Для начала давай признаем один простой факт — ты, Любжи, даже не подданный Британии. И хотя они приняли тебя в свои ряды, — он сделал глоток водки, — уверен, ты уже сообразил, что это не означает, будто они считают тебя своим. Значит, пришло время решать, за какую команду ты играешь.

Армстронг съел еще икры. Ему понравилось.

— Вот увидишь, быть игроком нашей команды не так уж обременительно. Уверен, мы могли бы помочь друг другу продвинуться в «большой игре», как ее упорно продолжают называть британцы.

Армстронг отправил в рот остатки икры и надеялся, что ему предложат еще.

— Поразмысли над этим, Любжи, — Тюльпанов протянул руку через стол, забрал завещание и положил обратно в конверт.

— А пока, — сказал майор КГБ, — я дам тебе кое-какую информацию для твоих друзей из службы безопасности.

Он достал из внутреннего кармана лист бумаги и подтолкнул к Армстронгу. Армстронг прочитал и с удовольствием отметил, что все еще может понимать по-русски.

— Честно говоря, Любжи, у твоих людей уже есть этот документ, но они все равно будут рады получить подтверждение. Видишь ли, оперативников всех служб безопасности объединяет одно — любовь к бумажной работе. Так они доказывают, что занимаются нужным делом.

— Как он у меня оказался? — спросил Армстронг, подняв листок.

— Боюсь, сегодня у меня работает временная секретарша, которая вечно оставляет бумаги на столе без присмотра.

Дик улыбнулся и, сложив листок, спрятал в карман.

— Имей в виду, Любжи, эти ребята из твоей службы безопасности не такие дураки, как тебе могло показаться. Послушай моего совета: будь с ними осторожнее. Если ты решишь включиться в игру, в конечном счете, тебе придется предать либо тех, либо других, а если они узнают, что ты ведешь двойную игру, они избавятся от тебя без малейшего сожаления.

Армстронг слышал, как сильно бьется его сердце.

— Как я уже объяснил, — продолжал майор, — тебе не нужно принимать решение прямо сейчас. Несколько дней ничего не меняют. Я могу немного подождать и осчастливить господина Шульца чуть позже.

— У меня для тебя хорошие новости, Дик, — сказал полковник Оакшот, когда на следующее утро Армстронг явился с докладом в штаб. — Твои документы наконец оформили, и через месяц ты можешь вернуться в Англию.

Полковник удивился сдержанной реакции Армстронга, но решил, что у того голова занята чем-то другим.

— Форсдайк, правда, не обрадуется, когда узнает, что ты покидаешь нас, едва добившись такого успеха с майором Тюльпановым.

— Может, мне не стоит так торопиться, — произнес Армстронг, — раз у меня появился шанс завязать отношения с КГБ.

— Ты настоящий патриот, — восхитился полковник. — Что, если я приторможу оформление, а ты мне просемафоришь, когда приспичит.

Армстронг говорил по-английски так же свободно, как остальные офицеры британской армии, но Оакшоту иногда удавалось пополнить его словарь новыми выражениями.

Шарлотта давила на него, изводила вопросами, когда же они наконец уедут из Берлина, и в тот вечер она объяснила ему, почему это вдруг стало так важно. Выслушав ее, Дик понял, что больше не может ее обманывать. В ту ночь он остался дома с Шарлоттой и, сидя на кухне, рассказал ей, как он планирует устроить их жизнь в Англии.

Утром он нашел какой-то предлог для посещения русского сектора и, получив подробные инструкции от Форсдайка, за несколько минут до обеда вошел в кабинет Тюльпанова.

— Привет, Любжи, как дела? — поздоровался офицер КГБ, вставая из-за стола. Армстронг сдержанно кивнул. — А главное — ты принял решение, с какой стороны будешь подавать?

Армстронг с недоумением смотрел на него.

— Чтобы понять англичан, — пояснил Тюльпанов, — сначала нужно разобраться в крикете. Игра начинается только после жеребьевки. Правда, глупо давать другой стороне шанс? Ты уже подбросил монетку, Любжи? Вот о чем я все время думаю. И если да, что ты решил — подавать или отбивать?

— Прежде чем принять окончательное решение, я хочу встретиться с госпожой Лаубер, — сказал Дик.

Майор прошелся по комнате, поджав губы, словно обдумывал требование Армстронга.

— Есть одна старая английская поговорка, Любжи. Было бы желание…[13]

Армстронг озадаченно посмотрел на него.

— Нужно еще кое-что знать об англичанах — у них ужасные каламбуры. Но при всех их разговорах о том, что они называют честной игрой, они безжалостны, если дело доходит до защиты своего положения. Итак, если ты хочешь увидеть госпожу Лаубер, нам придется отправиться в Дрезден.

— В Дрезден?

— Да. Госпожа Лаубер благополучно устроилась в самом центре советского сектора. Для тебя это даже лучше. Но, думаю, нам стоит подождать несколько дней.

— Почему? — спросил Армстронг.

— Ты еще многого не знаешь о британцах, Любжи. Если ты овладел их языком, это еще не значит, что ты можешь читать их мысли. Англичане любят порядок. Если ты вернешься сюда завтра, у них сразу появятся подозрения. А если через неделю, они даже не обратят на это внимания.

— И что мне им доложить?

— Скажи, что я осторожничал, что ты «все еще прощупываешь почву», — Тюльпанов снова улыбнулся. — Но можешь сказать им, что я интересовался человеком по имени Арбутнот, Пьер Арбутнот, и спрашивал, правда ли, что он скоро займет пост в Берлине? Ты ответил, что никогда о нем не слышал, но постараешься выяснить.

Вернувшись в британский сектор, Армстронг пересказал Форсдайку бо́льшую часть разговора. Он ожидал, что ему объяснят, кто такой Арбутнот и когда он приедет в Берлин, но Форсдайк лишь сказал:

— Он просто тебя проверяет. Он точно знает, кто такой Арбутнот и когда он приступит к своим обязанностям. Когда ты сможешь снова побывать в русском секторе, не вызывая подозрений?

— В следующую среду или четверг у меня плановая встреча с русскими по поводу поставки бумаги.

— Хорошо. Если «случайно» окажешься неподалеку, зайди к Тюльпанову и скажи, что не смог вытянуть из меня никакой информации об Арбутноте.

— А это не вызовет у него подозрений?

— Нет, он скорее начнет подозревать тебя, если окажется, что тебе что-то известно об этом человеке.

На следующий день за завтраком Шарлотта и Дик снова поссорились из-за возвращения в Британию.

— Сколько еще предлогов ты придумаешь, чтобы оттянуть отъезд? — возмущалась она.

Дик не стал отвечать. Не глядя на нее, он схватил свою трость и фуражку и выскочил за дверь.

Рядовой Бенсон отвез его прямо в контору, и, не успев войти в кабинет, он немедленно вызвал к себе Сэлли. Она вошла с пачкой документов на подпись и приветливо улыбнулась. Час спустя она вернулась за свой стол и чувствовала себя так, будто побывала в мясорубке. Она предупредила всех, чтобы до конца дня они держались подальше от капитана, потому что он в самом дурном расположении духа. К среде его настроение не улучшилось, и в четверг вся команда вздохнула с облегчением, узнав, что его не будет в конторе весь день.