Шарко неотрывно следил за его губами, не в силах оторваться. Символ из трех концентрических кругов, Дантов Ад, три категории творящих Зло… Все это ему было знакомо.

– Сам понимаешь, меня немного раздосадовало, когда он мне сказал, что, согласно его теории, я вхожу только в третий круг, самый внешний. Что поступков, которые я совершил, недостаточно, чтобы перейти на другой уровень, потому что они служат только моим собственным… амбициям, и ничему другому. Что я еще очень далек от настоящего ядра Зла. Недостаточно альтруистичен, на его вкус.

Он встал и уперся указательными пальцами о стол, так что побелели костяшки.

– Пусть мне объяснят, что может быть хуже того, что я сделал. Третий круг… Чего еще надо? Я и так в первом круге. Я и есть Человек в черном. Так что я прогнал этого мудака, и он больше никогда не возвращался.

Мясник снова сел, уставившись в стол неподвижным взглядом и стиснув огромные, как булыжники, кулачищи.

– Как мне найти этих типов? – спросил Шарко. – Тех, что из других кругов?

Фулон поднял глаза. Он казался удивленным.

– Погоди-ка… Неужто ты веришь в этот бред? Тот парень, даже если нащупал интересный путь, просто языком молол, историю рассказывал.

– Мне нравятся истории.

– Пошел бы ты… Неужели ты думаешь, что я бы тебе сказал, даже если бы знал? Те, кто продолжает действовать, – это моя единственная свобода. Я закрываю глаза и убеждаю себя, что как раз в этот момент где-то в мире дохнет какая-нибудь сука и у нее точно такой же взгляд, который я у них видел. Я представляю себе это на свой лад, создаю в своей голове. – Он снова открыл глаза. – Это Зло, понимаешь? Оно распространяется, проникает в умы, в каждую личность, как вирус, который невозможно остановить.

– Как он их встретил? Где? Он говорил тебе о Стиксе?

Фулон причмокнул:

– Ты исчерпал свой кредит. Больше никаких вопросов.

Он снова застыл, едва шевеля губами и глядя перед собой холодным, непроницаемым взгляд. Шарко опять почувствовал дрожь, обежавшую его тело. Этот изверг словно менял маски каждую секунду. Потом Фулон встал, сцепив руки перед собой.

– Я с самого начала знал, что ты мне лжешь, грязный флик. Луазо вы не поймали. Он либо исчез, либо умер.

Он выдернул из головы волос и осторожно положил перед Шарко.

– А насчет этих слишком личных вещичек, которые, как ты говоришь, вы у него нашли, я был не в курсе. Я никогда ничего ему не давал.

– Не может быть. Иначе как они к нему попали? Объясни.

Фулон облизал губы:

– Ты, комиссар, всего лишь заурядное дерьмо, которое плавает на поверхности океана. Если хочешь понять, тебе придется нырнуть немного глубже.

На этих последних словах он умолк. Потом, развернувшись, направился к выходу.

Хлопнула дверь. Шарко вздрогнул.

Ожидая, когда придет надзиратель, Франк продолжал сидеть, глядя на свои руки, они больше не дорожали. Потом глубоко вздохнул, избавляясь от накопившегося напряжения. Волос оторвался от поверхности стола. Сыщик поймал его и поднес к глазам.

Быть может, именно благодаря этому волосу оборотень из Аржантея встретил людей, которые позволили ему наконец раскрыться – родиться, по выражению Фулона. Но где он раздобыл себе эти частицы Фулона? И как обычный волос смог привести его на эту гипотетическую встречу с единомышленниками?

Шарко ухватился за свою идею: этот след надо было проверить. Рисунки, ногти неизбежно вынес отсюда кто-то, кто бывал в зале свиданий. Кто-то, кому Фулон доверял, на кого мог рассчитывать.

Лейтенант чувствовал, что какая-то часть ответов была здесь, совсем рядом.

Вот тут-то в его мозгу замигало красным одно имя.

Лесли Бекаро, бывшая подружка.

Крупный центр сил правопорядка на юге столицы находился в Эври, на улице Жана Малезьё, рядом с «Солнечной автострадой». Место, где размещались корпуса, было приятным, его окружали деревья, современные офисные здания, спортивные площадки. Но при этом Эври оставался парижским предместьем, со своими проблемными кварталами и молодежью, томящейся в вечерних и утренних электричках.

У Николя Белланже была назначена встреча с Фабрисом Блезаком, майором жандармерии, который вел дело Микаэля Флореса. День только начался, однако он был не в форме. Присутствовать на совещании у судьи, написать отчет для дивизионного комиссара, дать задания своим людям, оформить бумаги – а в сутках-то всего двадцать четыре часа. Николя решил про себя, что для одного человека это чересчур.

Час назад он растворил в воде и выпил таблетку гуронсана, чтобы взбодриться. Раньше он никогда даже не прикасался к этой гадости, но сейчас, чтобы выдержать нагрузку, не видел другого решения.

Кроме того, накапливались «мелкие» проблемы, тормозившие расследование. Юридическая служба орлеанского Регионального больничного центра, прежде чем предоставить им допуск к личным данным сотрудников, требовала разрешения судьи. Результат: они потеряют целый день. Этот же судья не смог удовлетворить его запрос насчет той женщины, которой пересадили сердце Даниэля Луазо, потому что она не была замешана ни в каком уголовном деле, – до доказательства обратного. Комиссия по этике была очень строга в таких вопросах и не желала ничего сообщать. Врачебная тайна, защита пациентов прежде всего и бла-бла-бла.

Так что рассчитывать на их помощь в поисках бессмысленно.

Николя вошел в здание и потратил несколько минут, прежде чем отыскал нужный этаж. Здесь повсюду царил педантичный военный порядок. Бездушный. Капитан полиции предпочитал кавардак, утвердившийся у них под крышей дома 36 на набережной Орфевр. Штабеля досье, личные вещи сотрудников, копившиеся в кабинетах или в общем зале…

Несомненный сороковник, короткая стрижка и решительный вид, Фабрис Блезак, ожидавший встречи в своем отделанном гипроком бетонном кубе, тепло его приветствовал. Клановые войны между полицией и жандармерией ушли в прошлое, и отныне множество данных, электронных картотек стали взаимно доступными, увеличивая эффективность работы различных подразделений.

Обменявшись приветствиями, они перешли к делу.

Николя кратко, четко и ясно изложил в общих чертах суть своего расследования, которое привело его к Микаэлю Флоресу, и подкрепил свои слова документами и фотографиями: досье о похищениях молодых женщин, выход на Даниэля Луазо благодаря отпечаткам одной из воровок, визит Микаэля Флореса в комиссариат Аржантея. Он уже знал, что придется предоставить информацию, проявить свою открытость, чтобы и Блезак в ответ действовал так же.

Майор внимательно изучил документы и задал несколько вопросов. Оценив откровенность Белланже, он тоже рассказал обо всем, что знал. И оба, разумеется, обязались соблюдать секретность, чтобы ничто не просачивалось наружу из их ведомств.