Блезак достал фотографии из папки и разложил перед Николя:

– Это снимки с первого места преступления.

– Первого? Что это значит?

– Потому что было и второе. Отец Микаэля Флореса тоже убит. Вы не знали?

Капитан удивленно покачал головой.

– Этим делом занялась судебная полиция Ренна. Мы сотрудничаем с ними, делимся информацией, хотя это не всегда просто. Самым лучшим было бы быстрое расследование силами одного ведомства, но, как вы догадываетесь, никто не хочет выпускать свою часть дела из рук.

Белланже рассматривал снимки и остановился на лице мертвого Микаэля Флореса. Длинные волосы и густая борода. Запекшаяся кровь на губах. Обескровленное тело, привязанное к стулу в спальне. Две зияющие дыры вместо глаз.

– Поговорим сначала о сыне. Микаэль-Хуан-Хосе Флорес. Родился двадцать восьмого октября тысяча девятьсот семидесятого года в родильном отделении общедоступной больницы Ларибуазьер в Париже. В момент смерти ему был сорок один год.

Он помолчал, а Николя тем временем внимательно просматривал каждый снимок. Тот, где были запечатлены лежащие на кровати глаза, оставил омерзительный вкус у него во рту.

– У меня есть крайне интересная выдержка из отчета судмедэксперта, я вам сейчас зачитаю: «В зонах с неровными и неотчетливыми краями на руках, ногах и половом органе присутствуют группы и комбинации линейных повреждений шириной 1–5 мм, покрытые красновато-коричневой коростой, а иногда окруженные покраснением 1–2 мм шириной».

Он закрыл прозрачную папку.

– И что это значит? – спросил Николя.

– Что его пытали электрическим током. Судмедэксперт полагает, что применялись электроды в виде вязальных спиц, подсоединенные к аккумулятору. Мы провели исследования и, учитывая повреждения, пришли к выводу, что речь идет о пыточной технике, которая использовалась в основном во время диктатуры в Аргентине.

– Пикана, – сказал Белланже.

– Вижу, вы знаете, о чем идет речь.

Николя был поражен. Он не так уж много знал об истории Аргентины, но слышал о гнусностях, которые творила там в конце семидесятых – начале восьмидесятых военная диктатура.

– Нам до сих пор неизвестно, почему его глаза были вырезаны из глазниц и положены на кровать. Быть может, таким образом поприветствовали нас? В любом случае за всем этим кроется отличная хирургическая техника: все было сделано чисто, глазные яблоки остались неповрежденными. По утверждению судмедэксперта, это требует сноровки специалиста. Хирурга, офтальмолога… Короче, мы имеем дело не с первым встречным.

Николя вспомнились картины Рембрандта, послание на стене в подземелье, письмо, отправленное из больничного центра. Знатоки, фанаты вскрытий, считающие себя выше законов.

– Вам удалось найти следы, снять отпечатки? – спросил капитан.

– Нет, убийца или убийцы ничего после себя не оставили. На месте мы ничего не обнаружили. Ни компьютера, ни карты памяти, ни мобильного телефона, ни записной книжки. Флорес не был зарегистрирован ни у одного телефонного оператора. Но людей, которые работают над деликатными сюжетами, вообще нелегко выследить, они часто пользуются одноразовыми телефонами, мобикартами или «серыми» SIM-картами. Мы все там прочесали частым гребнем, уж вы мне поверьте. Заодно обратили внимание и на фото, висевшие в его лаборатории, хотя многого не смогли из них извлечь.

– Там на стенах было одно место, где нескольких фотографий не хватало. Это вы их забрали?

– Нет, так уже было. Наверняка убийца постарался. Мы не располагаем никакими данными о том, что этот Флорес делал в последние месяцы своей жизни. От него осталось только нескольких административных следов. Из его выписок с банковских счетов мы получили интересную информацию, но ее трудно как-то использовать.

Он достал пачку листов, копии этих выписок.

– Флорес много мотался по свету из-за своих репортажей, но его последние поездки были в Албанию, Косово и… догадайтесь!

Белланже пожал плечами.

– В Аргентину. Что выявляет очевидную связь между ним и убийцей, если учесть разновидность пытки, которой его подвергли. Эти три поездки состоялись между концом две тысячи девятого и серединой две тысячи десятого года, и они не были предприняты ни по контракту, ни по чьему-либо заказу: Флорес тогда не работал ни на какой журнал и не получал предложений со стороны различных нанимателей. И его не сопровождал никакой репортер. Похоже, с конца две тысячи девятого он вел какое-то личное расследование, о котором никому ничего не рассказывал.

Он указал на распечатку.

– Его выписки с банковского счета указывают, что он провел по крайней мере месяц в разных местах Албании и в столице Косово и, наконец, чуть больше месяца в Аргентине. Мы смогли локализовать гостиницы и несколько ресторанов, где он питался. Много подозрительных закоулков, куда никому бы не пришло в голову соваться. Траты денег направо и налево, оплаты картой, которые позволили нам проследить его передвижения в целом, но из этого невозможно узнать ни чем он конкретно занимался, ни причины его поездок. Всего этого слишком мало, чтобы использовать как бы то ни было. Мы не знаем, что надо искать.

– Можете оставить мне копию этих выписок? А заодно фотографию Микаэля Флореса?

– Никаких проблем. Надеюсь, вы сделаете то же самое с вашим досье.

– Разумеется.

Блезак подтолкнул к нему другое фото:

– Оно оказалось на стене его лаборатории, под массой других снимков, в отличие от тех, которых там не хватало. Это единственное, которое мы нашли в связи с его последними поездками. И речь опять идет об Аргентине.

Николя рассмотрел снимок. На нем был запечатлен человек испанского типа, сидящий на ступенях. Сложив свои большие и указательные пальцы в виде двух кругов, он приложил их к глазам, словно невидимый бинокль.

Капитан полиции перевернул фотографию. На обороте рукой Микаэля Флореса в самом центре белого прямоугольника было подписано: «Эль Бендито, Боэдо, Буэнос-Айрес».

Эль Бендито… Блаженный.

– Согласно банковским выпискам, которые соответствуют его пребыванию в Аргентине, Флорес совершил там небольшое путешествие. В июле две тысячи десятого он съездил в Арекито, местечко в самом центре страны, в четырехстах километрах от Буэнос-Айреса, и провел там четыре дня.

Он показал это место пальцем на карте.

– Потом остановился на три дня в гостинице «Гран Гуарани» в Корриентесе, в семистах километрах к северу от Буэнос-Айреса, всего в двух шагах от парагвайской границы. А потом больше трех недель оставался в аргентинской столице, перебираясь из отеля в отель почти каждый день. Похоже, так он изучил Буэнос-Айрес вдоль и поперек, квартал за кварталом. И его последняя гостиница перед возвращением во Францию находилась как раз в районе Боэдо.

– Там, где он снял этого человека…