Чудесно. Мало того, что в тексте не было подсказки о месторасположении осколка – видимо, на пути к нему придётся ещё и с акулой сражаться. Застонав, Саймон убрал открытку к остальным.

– Ты, случаем, не знаком с белыми акулами, а? – спросил он Феликса, вышедшего из ванной в комнату.

– Нет, но у меня для тебя новости, – сказал Феликс. – У твоего брата снова перестановка. И тот, кто её устроил, оставил на моей подушке записку.

– Это мои подушки, а не твои, – заметил Саймон, но действительно увидел на кровати белый конверт. Вытащив из него послание, он узнал угловатый почерк, принадлежащий Малкольму.

Сердце пропустило удар, и Саймон едва удержался, чтобы не броситься в комнату Нолана. Справившись с собой, он натянул пальто и ботинки, зная, что были бы рядом дядя и мама, обязательно заставили бы его одеться подобающе ноябрьскому холоду.

– Скоро вернусь, – сказал он Феликсу. – Если зайдёт Нолан, скажи, что завтра утром я собираюсь выйти полетать. Если хочет, может присоединиться.

Феликс провёл лапками по усам.

– Смотри, чтобы тебя не съели.

– Постараюсь, – сказал Саймон и с улыбкой до ушей бросился в пустующую комнату брата. Феликс не соврал – книжный шкаф, закрывавший тайный проход, пропал, и вместо него вновь стоял стол Нолана, а закрытый Малкольмом лаз вновь открыт.

Саймон не знал, почему дядя пошёл на уступки после всего, что он натворил, но противиться он не собирался. Обернувшись мышью, он пробежал по тоннелю, наслаждаясь тем, как горят мускулы и лёгкие. После поездки по стране в Логове казалось как никогда тесно. А теперь, сбегая на улицу, можно было не терзаться муками совести.

Приостановившись, он быстро превратился в орла и выбрался в зоопарк, царапая когтями каменную кладку. На площади было до жути тихо, а на клюв ему приземлилась снежинка. Закрыв глаза, он вскинул голову к тёмному небу, ощущая на перьях порывы ледяного ветра. И всё же для него не было города лучше Нью-Йорка.

Наконец он расправил крылья и взмыл в воздух. Но не стал облетать весь зоопарк, а приземлился уже через несколько сотен метров, прямо у основания статуи на могиле дяди Дэррила. Каменный волк выл на луну, и Саймон, обернувшись человеком, погладил его по морде.

– Прости, что не приходил, – тихо сказал он. – Я ездил в Аризону за мамой. И нашёл её, но… в общем, всё как всегда. Она осталась, а я вернулся.

Больше он ничего сказать не мог, ведь где-то поблизости могли ходить волки. Даже несмотря на снег, заглушающий слова, он всё равно не мог рисковать, поэтому кашлянул.

– Думаю, мы с Ноланом почти что поладили. Осталось понять, как не путаться друг у друга под ногами, и…

Саймон нахмурился. Из-под болтающегося камня у основания статуи торчал уголок плотной бумаги, промокший от снега на краях.

Ещё одна открытка.

Саймон поднял её дрожащими руками и поднёс к свету. На фотографии красовался пляж с лазурными волнами. Надпись, напечатанная под ними, гласила: «Привет из Лос-Анджелеса!»

Он перевернул открытку, и в горле встал ком. Мама написала всего два слова.

Прости меня.

Саймон тяжело опустился на холодную землю, перечитывая слова до тех пор, пока в памяти не отпечатался каждый завиток.

– И ты меня, мам, – прошептал он. И спрятал открытку в карман пальто, поднимая взгляд на статую волка. Когда-нибудь он вернёт маму. Без дяди Дэррила их семья навсегда останется неполной – но они будут вместе, и это самое важное. Саймон не собирался сдаваться – чего бы ему это ни стоило.