– Жида, ксендза и пса на одну осину! – комментировал Басаврюк.

А пока творились все эти дела, какие даже летописцы того жестокого века не всегда пером описывали. Пока рвала четверка волов князя Стефана, да разодрать не могла (не знал Басаврюк, что надлежит человеку сперва сухожилия надрезать, а княжеского палача, который бы мог ему это подсказать, головой в костер одним из первых сунули)… В это время Подкова просматривал книги…

Брал с полок, листал, проглядывал, кидал на пол.

Батыр со стрельцами да казаками снимал с иных дорогие оклады, безжалостно топча чужеземную мудрость. Иногда люди сотника чуть не дрались из-за серебряных застежек и самоцветов. Стрелец Семен, изучая золотое тиснение, думал, скребя затылок, – нельзя ли как-нибудь его ободрать да счистить: глядишь, на десяток дукатов угорских набралось бы золота.

А Подкова все листал книги, и все чаще срывались с его надменных губ слова, какие и пьяному казаку было бы зазорно употребить.

Удача улыбнулась ему на шестисотой книге – уже за полдень, когда на шпиль костела подтянули поруганные тела княгини и дочерей, а псы уже не хотели есть шляхетского мяса.

Пролистав ветхие страницы, помнившие и Грозного царя, каким до сих пор детей в Новгороде да Риге пугают, и Лжедмитрия, и бегство ясновельможных из разоренной Москвы, пан Ян мысленно вознес молитву – не к Богу и даже не к его противнику.

– Батыр, Семен, оборвите с книг уборы самые дорогие, да побыстрее, – скомандовал шляхтич, и по говору не отличить его было от любого из подданных царя Московского.

Торопливо обернул книгу кафтаном несчастного библиотекаря.

– Когда вернусь, чтобы все закончили, – буркнул он.

Через час пьяные от горилки и крови люди увидели, как над замком княжьим поднимается дым. Тут вспомнили, что не разграблен он еще толком, кинулись тушить заполошно и почти потушили – разве что с десяток залов да библиотека дотла сгорели.

А следующим утром вышел из ворот разнесенного в пыль и прах Остророга отряд, вернее, даже три. Литвины, во главе почему-то с немцем, тысяча без малого казаков Басаврюка, что нынче уже не вахмистром был, а куренным, и совсем маленький отрядец десятка в два человек – им и командовал сотник Подкова.

– Спасибо тебе, брат Ян, – искренне обнял его Басаврюк на прощание. – Хоть и не нашей ты веры человек, а славное дело сделал! Ну как ловко ты придумал! Мне бы нипочем не догадаться! И сон-зелье сварил, и другое, что нам заснуть не дало… И пиво подсунул ловко псам княжеским…

– Да чего там сложного? – улыбнулся Подкова. – Поймал двух холопов да сказал: мол, помогите отнести бочку, что князь слугам посылает. Они своих увидели, да и ничего не заподозрили.

– Вот и я говорю: просто, а как хитро! Пошел бы ты с нами, а?!

– Нет, спасибо, брат, но дела у меня еще остались.

– Ну и ладно! А я вот, пока хоть один лях и жид на Украине остался, саблю в ножны не спрячу. Черту душу отдам! Прощай, пан сотник, может и увидимся! А все ж жаль, что с нами не идешь!

Тронулась толпа и пошла прочь – слитно, как огромное многоголовое, многорукое животное.

На месте осталась лишь горстка людей – с треть прежней сотни.

– Отъедем, пан Иоганн, – вдруг молвил Подкова. – Поговорить надо.

Отъехали.

– Ну что ж, твоя милость Иоганн, я свое обещание выполнил. Теперь Радзивиллу уже никто не помешает продать Литву шведской короне. Единственный князь Стефан был, кто на гетманство претендовать мог, помимо пана Януша.

– Благодарю тебя, уважаемый воин, – произнес на чистом русском швед. – Я попрошу, чтобы о тебе доложили моему королю, и он попросил бы брата своего, царя русского Алексия, достойно тебя вознаградить…

– А вот этого не надо, Юхан, – ответил ему сотник по-шведски. – Это дело, знаешь ли, не царское и даже не королевское.

И улыбнулся. Нехорошо улыбнулся, как палач перед тем, как пытать пленника.

– А чье же? – спросил швед, невольно поежившись.

Подкова молча указал пальцем вверх. А потом – вниз, в землю.

И опять так же усмехнулся.

– Так что, барон Тавашерна, уж лучше вы соврите своему канцлеру, который вас сюда снарядил, что это вы все придумали, глядишь, в графы пожалуют, – было произнесено опять на чистом шведском, словно говорил житель Стокгольма или Упсалы.

Побледневший швед вытянул пистоль из-за кушака. Ни единая жилка не дрогнула в лице пана Яна.

– У тебя пружина не взведена, барон, – только бросил он, вновь скалясь по-волчьи.

Лишь мимолетный взгляд бросил швед на колесцовый замок, но и этого мига хватило.

Полетел в грязь выбитый ударом сабли плашмя пистолет, с проклятиями схватился барон за отбитую ладонь.

– Ну что ты, барон, – хохотнул Подкова. – Зачем? Одно дело делаем! Поезжай к гетману, только вряд ли чего добьешься… Да то дело не мое, а твое…

Молча слез барон Юхан-Карл Тавашерна, тайный посланник канцлера шведского королевства, с коня и, пачкая дорогое сукно, вытащил из грязи дорогой итальянский пистоль.

Пружина и в самом деле была не взведена, хотя он точно помнил, как завел ее час назад особым ключом, что сейчас лежит в кошеле на поясе.

Машинально взглянул на пояс, и даже не удивился, обнаружив аккуратно срезанный шнур.

Проводил взглядом спину медленным шагом удаляющегося Подковы.

Ладно, и дьявол с ним! Лучше будет и в самом деле забыть этого славянского колдуна!

Как бы там ни было, сделана лишь половина дела. Враг союзника шведов, гетмана Радзивилла, обезврежен, и это хорошо: теперь тому никто и в самом деле не помешает. Нет в Речи Посполитой более знатного вождя. Но канцлер ясно дал понять, что союз Швеции с Дьердем Ракоци и гетманом Хмельницким – самыми главными врагами польской короны – нужен сейчас как никогда.

И Ракоци, и Хмельницкий слишком важны для будущей большой игры, ставка в которой – место сильнейшей в Европе державы, что должно принадлежать Швеции по праву.

Последний из сопровождающих барона Тавашерна всадников скрылся из виду, а «пан сотник» все смотрел в его сторону, чему-то улыбаясь.

– Ян Жигимантович, – наконец робко предложил один из двух уцелевших стрельцов, – пора, однако, и нам двигать…

С той же улыбкой, молча, Подкова тронул коня шпорами.

Так и разделились, двинувшись по трем сторонам.

Барон с двумя десятками литвинов – на юг, в поисках гетмана Богдана.

Басаврюк с остальными – на восток, к Днепру, – палить и губить шляхту.

А пан Подкова (а может, и не пан, и не Подкова) – к северу, той же дорогой, что и пришли, увозя в седельных сумах «Книгу Семи Звезд», из-за которой он и сгубил столько людей.