Что касается его последней фразы, то Джорджина уже решила: она заявит, что он прощен, еще до того, как станет известно о ее беременности, чтобы Томас не чувствовал своей вины и ответственности за произошедшее. Он не виноват. Она могла бы не позволить Джеймсу Мэлори заниматься с ней любовью, но она не стала этого делать. Ее совесть подтверждает это.

Поскольку Томас пришел к ней, то этот вопрос можно решить прямо сейчас.

— Прости, Томас, если я дала тебе повод думать, будто сердита на тебя. Это вовсе не так.

— Не только у меня одного сложилось такое впечатление. Дрю уверяет меня…

— Дрю слишком уж меня защищает, — перебила его Джорджина. — Честно говоря, на него не похоже так вникать в дела других. Не могу понять, почему он…

— Не можешь понять? — мягко переспросил Томас. — Тебе ведь тоже несвойственна такая импульсивность… Вот и он реагирует на твое настроение. Как и Уоррен. Он нарочно провоцирует…

— Уоррен всегда провоцирует. Томас хмыкнул.

— Это верно, правда, обычно он действует потоньше. Скажу иначе. Он ищет скандала, и, думаю, ему безразлично, кто ему в этом поможет.

— Но почему?

— Один из способов дать выход накопившимся эмоциям.

Джорджина сделала гримасу, выражающую неодобрение.

— Лучше бы он нашел какой-нибудь другой выход. Например, снова влюбился бы. Его эмоции направились бы в другое русло. И тогда он, может быть, перестал бы…

— Я правильно тебя расслышал, Джорджина Андерсон?

Она вспыхнула, задетая его покровительственным тоном, на мгновение забыв, что разговаривает с братом.

— Господи, Томас, — пробормотала она. — Или ты считаешь, что я вообще не знаю жизни?

— Ты знаешь не больше того, что должна знать, а этого мало, чтобы рассуждать об этой стороне жизни.

Джорджина внутренне застонала, однако внешне не выказала раздражения.

— Ты, должно быть, шутишь? После всех тех разговоров, которые я слышала в доме? Согласна, что я не должна была их слушать, но если тема… ну о-очень интересная… — Она улыбнулась, а Томас оперся головой о стойку и прикрыл глаза, — Я достаточно ясно все сказала?

Один глаз Томаса приоткрылся.

— Ты очень изменилась, Джорджина. Клинтон говорит, что ты стала вести себя как-то очень по-хозяйски, а я бы сказал…

— Самоуправно. Наверное, это ты хочешь сказать?

— Скорее своенравно.

— Есть немного. — Она снова улыбнулась.

— И дерзко.

— Мне недавно сказали об этом.

— Так что же?

— Что ты имеешь в виду?

— Кто ответствен за то, что у нас теперь совсем другая сестра?

Она пожала плечами.

— Просто я пришла к выводу, что могу самостоятельно принимать решения и нести за них ответственность.

— Например, отправиться в Англию? — осторожно спросил Томас.

— Это один из примеров.

— Возможны и другие?

— Я не намерена выходить замуж, Томас, — сказала она настолько тихо, что Томас воспринял эти слова как обращение к Малкольму.

— Мы знаем об этом, дорогая, но…

— Никогда! Если бы в комнате прогремел гром и засверкала молния, то они не .произвели бы такого эффекта, как это единственное слово. Оно было произнесено таким тоном, что какое-то шестое чувство подсказало Томасу: это сказано не ради мелодраматического эффекта, это сказано всерьез.

— Не слишком ли… радикальное решение?

— Нет, — просто ответила Джорджина.

— Понятно… хотя, пожалуй, не очень. Похоже, я, как и Дрю, способен строить только нелепые предположения. Кстати, он страшно расстроен.

Джорджина встала, догадавшись по тону брата, что беседа может принять оборот, который пока явно неуместен.

— Томас…

— Он слышал, как ты плакала вчера вечером.

— Томас, я не…

— Он утверждает, что ты убита горем. Это так, Джорджи?

Слова его звучали так сочувственно, что она испугалась, как бы у нее из глаз не брызнули слезы. Джорджина повернулась к брату спиной, чтобы выиграть время и взять себя в руки. Естественно, у Томаса хватит терпения выждать.

Наконец она произнесла приглушенным голосом:

— Похоже, что так.

Еще несколько часов назад Томас не догадался бы задать следующий вопрос, но сейчас он решил, что способен строить самые невероятные предположения.

— Из-за Малкольма?

Сестра удивленно повернулась к нему. Она так надеялась, что ей не придется больше ничего не добавлять к сказанному. Но Томас оказался весьма проницательным и к тому же настойчивым. Джорджина вдруг подумала: а почему она пытается скрыть истинную причину своих слез? Просто она не желает говорить о Джеймсе. Разговор о нем закончится рыданиями, а у нее уже не было сил плакать. Кроме того, она полагала, что, выплакавшись вчера вечером; сможет впредь держать себя в руках.

Она со вздохом снова села на кровать.

— Мне очень хотелось бы, чтобы все, что я чувствую сейчас, я пережила в тот момент, когда узнала о предательстве Малкольма… Тогда я была просто разъярена.

— Значит, есть что-то другое, что вызывает в тебе уныние?

— Уныние? — Джорджина усмехнулась. — Это слово так мало что говорит. — И тут же, в свою очередь, спросила: — Почему ты не женился до сих пор, Томас?

— Джорджи…

— Продемонстрируй свое знаменитое терпение, брат… Так почему же?

— Я не нашел ту, которую ищу.

— Но ты и в самом деле ищешь?

— А вот Клинтон не ищет. А ведь посмотри, сколько лет прошло с тех пор, как умерла его жена. Он говорит, что не хочет пройти через все это снова… Уоррен тоже не ищет. Он затаил горечь. Вероятно, он изменит свое отношение к браку, потому что очень любит детей. Не ищет и Бойд. Он твердит, что слишком молод для женитьбы. Дрю заявляет, что ему хотелось бы продлить поиски, он в них находит удовольствие…

— Он так сказал? — От удивления Томас несколько повысил голос.

— Нет. — Джорджина улыбнулась. — Это я однажды подслушала.

Томас бросил на сестру сердитый взгляд.

— Что ты хочешь этим сказать, Джорджина? Что ты решила больше не заниматься поисками?

— Нет. Просто я встретила человека, у которого совсем другие взгляды на брак. Он прямо заявил, что для него ад предпочтительнее.

— Боже мой! — ахнул Томас. Кое-что ему становилось теперь понятнее. — Но это глупость! Кто этот человек?

— Он англичанин.

Джорджина съежилась, ожидая бурного всплеска эмоций. Но недаром Томас отличался спокойствием и выдержкой. Он лишь спросил: