Тут опять-таки сказывались наследственные черты, перешедшие к нему от императора Павла. По условиям времени черты эти не могли ни чувствоваться, ни тем более выявляться в определенных действиях так ярко и резко, как сто лет перед тем, но по существу они были одинаковы.

Еще более превратное, нежели у Николая II, представление о пределах власти русского императора было у Александры Федоровны. Удивляться этому не приходится. Выходя замуж за русского царя, она была глубоко убеждена, что власть его, не только фактически, но и в силу действующего в России закона, беспредельна. Манифест 17 октября 1905 г. в ее представлении власть эту не изменил; он лишь устанавливал новый на будущее время способ издания законов, соответственно коему в нормальном порядке проекты новых законов подлежали, прежде утверждения их царской властью, обсуждению законодательных палат, причем, однако, одновременно оставался открытым и прежний способ их издания, а именно в порядке ст. 87 новых Основных Законов. Во всяком случае, в ее представлении, манифест этот силы собственных велений русского царя, касающихся отдельных вопросов, не подрывал. Поэтому ни Государь, ни царица особого значения законам вообще не придавали, так как были искренно убеждены, что законы обязательны лишь для подданных русского царя, но до него самого никакого касательства не имеют.

Непоколебимо убежденные в том, что до 1906 г. власть русского самодержца была безгранична, царь и царица были оба того мнения, что Основные Законы 1906 г. существа этой власти ни в чем не изменили. Впрочем, последнее было до известной степени верно, но как раз в обратном смысле: уже со времен Николая I, т. е. после кодификации наших законов Сперанским, русские монархи по закону безграничной властью вообще не обладали.

О том, как относилась Александра Федоровна к этому вопросу, можно видеть из следующего. Однажды, во время войны в Ставке{216} Государыня подошла к главноуправляющему Собственной Его Величества Канцелярией по принятию прошений, обращаемых к монарху, В.В. Мамантову{217}, и резко ему заметила, что подведомственная Канцелярия недостаточно внимательно относится к обращаемым к Государю через ее посредство прошениям, оставляя большинство из них без последствий. Со своей стороны Мамантов поспешил ответить, что, кроме ходатайств о денежных пособиях, на удовлетворение коих имеется в ведении Канцелярии сравнительно незначительная сумма, все остальные прошения он имеет право докладывать Государю лишь после предварительного сношения с подлежащими министрами и выражения ими их мнения о степени допустимости отступления в каждом данном случае от общеустановленного порядка. Весьма недовольная этим ответом, Государыня резко сказала: «Кто обращает внимание на министров?» (т. е., в сущности, на законы, соблюдение коих они отстаивают).

Это в корне неправильное представление о власти русского царя проистекало у Александры Федоровны как от незнания русской жизни (причем едва ли она даже когда-либо прочла наши Основные Законы), так и от того обстоятельства, что, прибыв в Россию, она почти тотчас же превратилась в царствующую императрицу, окруженную раболепным двором, где ни один человек не решился разъяснить ей, что Россия не сатрапия, а власть царя не есть власть деспота, основанная на личном произволе, но опирается на твердый закон, соблюдать который Государь обязан наравне со всеми своими подданными.

Если бы императрица Александра Федоровна хотя бы некоторое время прожила в России на положении супруги наследника престола, она бы убедилась, что пределы личного усмотрения русского царя строго определены в самом законе.

Александр III{218} твердо стоял на почве охранения самодержавия, но одновременно он был и строгим блюстителем закона, законности и установленных правил и порядков.

Между тем властная природа Александры Федоровны никогда не могла примириться с возможностью ограничения в чем-либо воли ее супруга. К этому вопросу она относилась, можно сказать, с болезненной напряженностью. Отсюда ее постоянные напоминания в письмах Государю: «Ты – самодержец, ты владыка и повелитель, ты – глава Церкви», «Ты – самодержец – помни это», «Как они смеют (члены Св. Синода) не исполнять твоих велений?» – Благодаря ее настояниям приняты были Государем такие, по меньшей мере, произвольные решения, как личная отмена постановления Св. Синода о переводе иеромонаха Илиодора{219} из Царицына, где он определенно бесчинствовал, в г. Новосиль Тульской губернии. Узнав об этом решении, первоприсутствующий член Синода, митрополит Антоний{220}, был настолько им потрясен, что с ним случился удар.