Фон Шульц повертел в руках бумаженцию, заглянув при этом на обратную ее сторону. Однако никакой подписи там не оказалось.

– Автор облагодетельствовал бы корсиканцев, если бы умудрился сообщить, кому это «нам» принадлежит сей клад, – отшвырнул от себя листик. – И еще… причастие к этой выходке людей дона Ламейро сразу же следует отмести.

– Почему же? – попытался возразить Денхоф. – Не исключено, что таким образом…

– Исключено, майор СС, исключено! Где вы обнаружили эту ересь?

– На штурвале. Прикрепленной резинкой.

– И каково же мнение охраны «Пристанища» по поводу серьезности этого романтического происшествия и его последствий?

– Вполне корректное предупреждение, – пожал плечами Денхоф. – Оно могло быть высказано и в более агрессивной форме.

– Я понимаю, что брошенная в окно моей спальни граната или же посланный с «последним приветом» заряд «фаустпатрона» выглядели бы убедительнее.

– Охрану придется усилить.

– Не охрану, а ее бдительность, – парировал барон. – Кстати, наши братья-иезуиты?.. Они все еще в «Пристанище»?

– Только что я встречался с «бедным, вечно молящимся»; обещал зайти к вам.

Выглянув в приемную, Денхоф обнаружил, что Тото уже покорно сидит в кресле для посетителей. Но, прежде чем фон Шварц разрешил пригласить его, в приемную, а затем и в кабинет Смотрителя ворвался запыхавшийся Антонио Сорби.

– Яхта «Клеопатра», которая стояла на ближнем рейде, а также оба баркаса искателей сокровищ ночью сожжены, – выпалил он, едва штурмбаннфюрер закрыл за ним дверь. – Судя по всему, яхту забросали бутылками с «коктейлем Молотова». С подошедшей шлюпки.

– Похоже, что работали наши парни, из бывших диверсантов, прошедшие Восточный фронт, – прокомментировал Денхоф. – Они, как никто другой, знакомы с этим изобретением русских – «коктейлем».

– Неплохое, следует сказать, изобретение, если яхта выгорела до металлического каркаса и никакому восстановлению не подлежит. Рыбацкую хижину, в которой ночевало большинство группы, диверсанты не тронули, хотя запросто могли сжечь ее вместе с кладоискателями.

– То есть погибших нет? – просветлел взгляд фон Шварца.

– Только потому, что диверсанты не стремились истреблять этих романтиков моря, а всего лишь сурово предупредили. Поэтому и погибших нет; и вообще, из всех, кто оставался этой ночью на яхте, получил небольшие ожоги лишь механик, который тоже вовремя сумел прыгнуть за борт.

– Надеюсь, ты не оказался в Лунной бухте раньше полицейских, Сорби?

– Конечно же, после, хотя позвонили мне еще на рассвете.

– Неужто посоветовали провести собственное расследование? – саркастически предположил Смотритель.

– Да нет, просто кое-кто решил, что это на рейде пылает мой сейнер, который мы перегнали поближе к поселку. Нет, я со своими людьми – вне подозрения.

– Уверен? Или кто-то уже попытался уверить?

– …Никаких заверений уже не нужно. В руках полиции оказалась записка диверсантов, которую они оставили на двери хижины.

– И там – тоже записка?! Калиграфисты чертовы! О чем же в ней молвится? – грудью налег на столешницу фон Шварц. – Тебе удалось прочесть ее?

– Самой бумажки я не видел, однако полицейский сказал, что террористы угрожают уничтожить каждого, кто попытается найти сокровища фельдмаршала Роммеля. Потому что сокровища эти принадлежат им.

– Кому «им»?» – одновременно спросили Шварц и Денхоф.

– Полицейский как раз и посетовал, что никакой подписи террористы не оставили; вообще ничего такого, что указывало бы на их принадлежность к какой-либо организации.

– И что же думают по этому поводу в полиции? – спросил штурмбаннфюрер.

– Считают, что это работа корсиканских сепаратистов, которым сокровища фельдмаршала очень помогли бы в развертывании борьбы против Франции.

– Выводы вполне логичные, – облегченно вздохнул фон Шульц, откидываясь на спинку кресла. – Вопрос лишь в том, насколько они правдивы.

Выставив обоих посетителей за дверь, барон пригласил к себе все еще терпеливо ждущего приема Тото.

– От вас, милейший, требуется один-единственный ответ, – сразу же перешел он в наступление, – но совершенно правдивый, который останется сугубо между нами.

– Если речь идет об уничтожении флотилии кладоискателей, то пока что я ничего об этом не знаю.

– Даже того, что это все-таки работа ваших людей?

– Даже этого. У наших парней другой почерк, – не стал Тото юлить и призывать в свидетели Господа.

– В том смысле, что ваши истребляли бы не суда, а самих кладоискателей?

– Можно сказать и так.

– А каким образом вы узнали об акции террористов?

– Только что случайно подслушал ваш разговор с Антонио Сорби. Как считаете, барон, логичное объяснение?

– Только странно как-то получается, – по-своему отреагировал на это объяснение фон Шварц. – Все вокруг погрязли сегодня с утра в неопровержимой логичности, и только я всякий раз выгляжу идиотом!

Потупив глаза, монашествующий контрразведчик смиренно помолчал, а затем спросил, может ли он воспользоваться телефоном. Его, барона, служебным… При этом попросил хозяина не выходить из кабинета.

– Вам что-либо известно о том, что произошло сегодня ночью в Лунной бухте? – поинтересовался иезуит, четко и жестко произнося в трубку каждое слово.

– Известно, – ответил собеседник Тото высоким, почти теноровым голоском. Монах преднамеренно встал так, чтобы барон оказался рядом с аппаратом и достаточно хорошо слышал ответы. – Кто-то неосторожно повел себя с огнем, что всегда чревато…

– Вот именно: слишком неосторожно. И какие же выводы в связи с этим?

– Хотелось бы знать, кто эти «огнепоклонники».

– Это не ответ, Глейвиц.

– Для конкретного ответа понадобится время.

– И никакие предположения вас пока что не гложут?

– Чего стоят все наши предположения, если они не подкреплены ни одним фактом?

– А что говорит источник в полиции?

– С ним пока что не связывались. После обеда увидимся и все проясним.

– Сегодня же все выяснить, Глейвиц! Я сказал: «Выяснить! Сегодня же!» – и в голосе «бедного, вечно молящегося» монаха впервые четко зазвучали командные офицерские нотки, более уместные на плацу, нежели в келье.

Иезуит положил трубку и выжидающе посмотрел на фон Шульца.

– Хотите заверить, что вас опередили?

– В течение всего времени наши люди намеревались отслеживать передвижение судов дона Ламейро и его кладоискателей. Проведение нашей, подчеркиваю, «акции устрашения» планировалось на следующую ночь.