Июнь 1960 года. Остров Сардиния.

Поместье «Кондоре-ди-Ольбия»

Прежде чем направиться к стоянке яхты, Скорцени обратил внимание на небольшой грот, расположенный справа от тоннеля и вход в который перегораживала толстая якорная цепь с металлическими буями, да маскировал со всех сторон нависавший кустарник. Оберштурмбаннфюрер знал об этой частной подводной базе Черного Князя, и помнил, что именно на ней скрывалась мини-субмарина «Горгона».

– Уж не отсюда ли уходил в Россию, в «севастопольский рейд мести», наш досточтимый князь Боргезе? – поинтересовался фон Шмидт, остановившись на смотровой площадке рядом с обер-диверсантом рейха.

– Вам известно даже это? – вскинул брови Скорцени.

– Не сказал бы, что обладаю полной информацией, однако предполагаю, что той, которой все же владею, – вполне достаточно.

– Хватит изощряться в красноречии, барон. Что конкретно вам известно?

– Что именно отсюда в октябре 1955 года уходила в свой боевой рейд мини-субмарина «Горгона», которая вскоре достигла одной из севастопольских бухт. На своем борту она доставила группу боевых пловцов.

– То есть речь идет об идеальной диверсии, связанной с гибелью русского линкора «Новороссийск»?[35]

Не скрывая своего удивления, фон Шмидт в упор посмотрел на Скорцени, и на какое-то время взгляды их скрестились.

– Извините, оберштурмбаннфюрер, но я считал, что вы не просто в курсе этих событий, но и были их непосредственным участником.

Скорцени криво ухмыльнулся, снисходительно покряхтел и вновь ухмыльнулся.

– Чтобы мы уже никогда не возвращались к этой теме… Было условлено, что в течение как минимум десяти лет каждый из участников этой операции не только будет хранить суровое молчание, но и станет убеждать всяк любопытствующих, что никакого отношения к операции «Гнев Цезаря» не имеет. Так что с подробностями придется повременить.

– Когда я услышал о гибели «Новороссийска», то есть бывшего итальянского линкора «Джулио Чезаре», я так и сказал себе: «Без Скорцени в такой операции не обошлось. Как, очевидно, и без князя Боргезе. Такое попросту невозможно». Но прежде всего подумал о вас. И только потом вспомнил о вашем давнишнем друге, фрегат-капитане Валерио Боргезе. Причем только потому и вспомнил, что поверженный рейх наш на подобные морские операции пока что не способен.

– Пока что, – проскрипел зубами Скорцени, который терпеть не мог подобных «приговоров» поверженной Германии. – Боргезе действительно советовался со мной по некоторым вопросам подготовки к этой операции – только-то и всего. Но осуществляли ее коммандос из отряда «морских дьяволов», входившего в состав итальянской флотилии штурмовых средств «Децима МАС».

– В этом никто и не сомневался. Десятая флотилия штурмовых средств королевского флота, – понимающе кивнул фон Шмидт. – Мне приходилось встречаться с этими парнями во время службы на испанском флоте. Да и перед севастопольским рейдом диверсантов – тоже.

– Когда-нибудь настанет время поведать всю правду об этой атаке итальянских коммандос на базу советского флота. И тогда мир убедится, что боевые пловцы Боргезе осуществили одну из самых выдающихся диверсионных морских операций со времен появления подразделений подводных штурмовых средств.

– Жаль, что в своей книге «Десятая флотилия МАС»[36] князь Боргезе умолчал о подготовке итальянских коммандос к этой операции, – обрел дар речи доселе молчавший обер-лейтенант Дирнайхт. – Ведь известно же, что команда подводных диверсантов начала формироваться еще в 1949 году, то есть сразу же после выхода Боргезе из заключения. Я тоже имел определенное отношение к этому процессу, хотя вскоре по настоянию медиков был отстранен от водолазной подготовки, а следовательно, и от самой операции и направлен в Аргентину.

– Нам это известно, обер-лейтенант, – уловил барон в его голосе некие нотки оправдания.

– Но даже там я сумел раздобыть мемуары Боргезе в надежде, что князь хотя бы намекнет на подготовку к некоей послевоенной операции боевых пловцов, однако…

– Что значит «намекнуть», обер-лейтенант?! – осадил его фон Шмидт. – Не забывайтесь. Книга выходила в 1950 году. В то время «намекнуть» означало рассекретить. Разве не понятно, что во всех разведках мира эту книгу итальянского «морского дьявола» штудировали так, как никто и никогда не штудировал Святое Писание?

– Вы правы, барон, – поддержал его Скорцени. – Тем более что окончательный план операции «Гнев Цезаря» стал вырисовываться только в пятьдесят четвертом. До этого отрабатывалось несколько ее вариантов – с высадкой у крымских берегов десанта из подводной лодки; с вербовкой одного из офицеров; с активизацией заранее легализованной агентуры. Словом, один вариант безнадежнее другого.

– Ясно, что окончательный был связан с использованием мини-субмарины «Горгона», да только вряд ли Боргезе когда-либо решится предать огласке все подробности операции.

– Это свидетельствует о том, обер-лейтенант, что князь Боргезе прекрасно понимает: не время пока что раскрывать свои диверсионные карты. Не в том положении пребывает Италия, чтобы первый диверсант страны позволил себе ставить ее под ответный диверсионный удар коммунистов и под волну негодования – пусть даже притворного – их западных союзников. Вам, господа, тоже не рекомендую распространяться по этому поводу.

– Это понятно, господин оберштурмбаннфюрер, – стал навытяжку Дирнайхт. – Все, о чем мы здесь говорим, остается только между нами.

– Кстати, барон, мини-субмарина, которую использовал Боргезе, в самом деле называлась «Горгона», – молвил Скорцени. – Однако таковым было ее официальное название. Сам Черный Князь называл ее «Гневом Цезаря». Это же название послужило и названием всей крымской операции.

– Судя по всему, оно себя оправдало, – сказал фон Шмидт. – Прослышав об уходе «Джулио Чезаре» из военно-морской базы в Таранто, фрегат-капитан поклялся, что не позволит этому итальянскому судну долго пребывать под флагом русских коммунистов. Лучше пустит его на дно. И даже не скрывал этой своей клятвы.

– Иное дело, что тогда, в декабре 1948 года, когда линкор ушел из Таранто в Аугусту, чтобы затем быть переброшенным в албанский порт Влеру, где его ждали русская команда и русский флаг, – многие восприняли эту клятву, как всего лишь стон бессилия мужественного диверсанта; как некую разновидность проклятия.