Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А что, это может произойти? – встревожился Володя.
– Это не может произойти, это так и случится. Ты что, не доверяешь мне?
Я посмотрел в смеющиеся глаза Евгения.
– Черт, – Володя взъерошил волосы. – Сменим диспозицию. – Включив передачу, он заставил машину астматически прокашляться. Двумя толчками двинул ее с места и переехал на другую сторону дороги. Теперь между «Вольво» и нами было метров восемьдесят.
– Надеюсь, твой босс не будет накрывать все Челобитьево?
– Я бы накрыл.
– А мне кажется, что лишних слов он расточать не будет. И приедет он один…
Никто не понимал смысла этих слов, пока у магазина не появился серебристый «Мерседес»-«очкарик». Стекла машины были не просто тонированы – мне показалось, что они были закрашены «Кузбасс-лаком». Медленно проехав мимо нас, водитель, которого мы не видели, объехал магазин и притормозил. Причиной тому был «Вольво». Водитель увидел машину.
Несколько секунд помедлив, «Мерседес» резко сорвался с места и через мгновение оказался бок о бок с «Вольво».
Я увидел, как опустилось стекло.
Из окна высунулся узкий черный цилиндр и трижды дернулся.
Мне стало нехорошо.
Спустя еще мгновение из машины вышел крепкий высокий мужчина, посмотрел вокруг, и блик его солнцезащитных очков ударил меня по глазам.
Быстро обойдя машину, он распахнул дверцу «Вольво».
Какое-то время ему понадобилось для осмысления случившегося.
Потом он сел в «Вольво» и машина стала качаться, словно в ней занимались сексом. Я так понимаю, человек искал что-то, ради чего он был готов пожертвовать всем, что у него есть.
Мне все время казалось, что за тот отрезок времени, как «Мерседес» подъехал к Володиной машине, и до той секунды, когда он отъехал, в салоне «шестерки» никто не дышал. И лишь когда затих шум двигателя уезжавшего «двести сорокового», рядом со мной послышался не то вздох, не то всхлип.
– Мать твою…
Я не знаю, кто это сказал.
Мы вышли, не сговариваясь растянулись в цепь и стали неуверенными шагами приближаться к «Вольво».
Через щель в двери водительское сиденье было расстреляно, как в тире. Одна из пуль, прошив спинку, ударилась в приборную панель и разворотила тахометр.
– Ну, что ты теперь скажешь, мой дорогой Ланцелот? – пробормотал Пострелов, адресуясь явно к Евгению и по-хозяйски оценивая причиненный ущерб. – Или это вписывается в схему твоей борьбы с организованной преступностью?
Ничего не ответив на это, спец распахнул дверь «Вольво» и сел на заднее сиденье. Я его понимаю. Дальнейшее движение лучше продолжать на «Вольво». Даже разбитая и без тахометра она оставалась машиной.
Так же медленно мы вернулись в гараж, и все произошло в обратной последовательности: «шестерка» – гараж – длинные ключи – бардачок.
Нам нужно было снова выезжать на проклятую МКАД. Но где-то в глубине души я чувствовал, что она уже не будет играть в моей жизни главной роли.
– Хотел бы я знать, почему ты решил мне довериться, приятель, – глядя в окно абсолютно пустым взглядом, пробормотал Евгений.
– Просто я уверен в том, что это не родина тебе приказала резать веревку и убивать себя. Мне показалось, что ты из тех упрямцев, которые свое мнение ценят превыше мнения других. Это означает, что человек ты умный. А такой при сложившихся обстоятельствах будет думать о будущем, а не о прошлом. Тем более не о настоящем, – сказав все это почти на одном дыхании, Володя убедил меня в том, что к вопросу он был готов и ответ отрепетировал давно. – Так что мы будем делать дальше, приятель?
– Меня зовут Женей.
– Так что мы дальше будем делать, Женя?
– Зарабатывать.
Мне понравился этот ответ. В нем виделись хоть какие-то перспективы.
* * *
Мы мчались по МКАД в обратном направлении. Жене нужно было переодеться. Нельзя было терять ни минуты. Его уже начали искать, и его удостоверение капитана РУБОПа нужно было использовать как можно скорее.
– Вчера мне снился странный сон, – пробормотал он, сидя с закрытыми глазами. – Я прихожу на стоянку, открываю дверь, вынимаю из-под сиденья щетку и начинаю обметать снег со своего «Лексуса». Но ничего не получается. Снег тяжелый и липкий. Щетка гладит его и не метет.
– Тяжелый снег – это к теплу, – вздохнул Мокин. – Весна же наступила.
Я не нашелся что сказать на это.
Известие о смерти Владимира Максимовича Анатолий Георгиевич получил через два часа после трагедии. История показалась ему невероятной. Как в его машине мог оказаться разыскиваемый в Чечне уголовник с заточкой, оставалось загадкой. Куда так торопился депутат? Свидетели утверждали, что «Мерседес» с включенными стробоскопами мчался в крайнем левом ряду со скоростью выше ста километров в час.
Пожевав фарфоровыми зубами жвачку, Анатолий Георгиевич вынул ее изо рта и бросил в урну. Все разрешилось само собой. Осталось лишь подождать. Кто-то же должен забрать из банка эти деньги.
Поправив галстук и на удачу посмотрев в свои глаза в зеркале, Анатолий Георгиевич поднял с рабочего стола папку и вышел в коридор. Через две минуты начнется заседание, главным на котором будет его доклад. Что ж, нельзя останавливаться на достигнутом. Отработана схема, налажен механизм. Пришли новые люди, креативно мыслящие, с новыми идеями. Не совершать ошибок прошлого. И, главное, никому не доверять. Двадцать миллионов не найдены, а это значит, что вор не найден.
Анатолий Георгиевич вошел в зал совещаний, занял свое место и заговорил, придвинув микрофон.
– Появление долгожданного Третьего транспортного кольца практически не решило транспортную проблему в Москве, и столице вновь требуются дополнительные магистрали. В настоящее время уже утвержден окончательный проект строительства Четвертого транспортного кольца, официальное начало которого запланировано на 2007 год. Некоторые работы начались уже в этом году…
Проект существует, он разработан мною, одобрен мэром и членами комиссии. Согласно этому проекту автострада начнется на севере города от малого кольца железной дороги, пройдет мимо стадиона «Локомотив», рядом со станциями метро «Ботанический сад» и «Владыкино», затем пересечет Дмитровское, Ленинградское и Волоколамское шоссе и проследует по улице Народного Ополчения до Минской улицы. Далее пойдет уже существующая 16-километровая трасса, которую составляют Минская улица, Ломоносовский и Нахимовский проспекты. Потом Кольцо дойдет до Коломенского и уйдет в 4-километровый тоннель под Москвой-рекой…
Любить город-геморрой Москву и чествовать. Восхвалять и воспевать. Следить за тем, как торопится в венах ее кровь, как дышат легкие, трудится мозг, и не выпускать из рук шприца, чтобы немедленно взять пункцию. Отрезать кусочек за кусочком от Москвы можно бесконечно долго. Самый дорогой в мире город даже не замечает этих срезов. Регенерация происходит втрое быстрей, многие просто не успевают замечать руки искусного хирурга, срезающего плоть с города…