– Почему закрыто? – рявкнул прокуренный голос.

– Не твоя печаль, служивый! – бросили в ответ. – Это аппаратура на «объект-два». Она выходит из цеха уже проверенной и осмотренной. Убери лапы!

Всё, как в жизни, два ведомства не могут ужиться даже на клочке подземелья. Одни мнят из себя хозяев, другие имеют отличное мнение, хотя им ничего не стоит договориться и соблюсти этикет.

В итоге остались при своих. Вялая ругань продолжалась, но вдруг провалилась куда-то вниз, перехватило дыхание – шкаф круто взмыл к потолку и поплыл, покачиваясь из стороны в сторону.

– Мамочки… – прошелестела Алиса.

Тут не только мамочки… Туманов сжал зубы, борясь с тошнотой. Тут и бабушка с дедушкой, и вся родня по ранжиру… Естественно, кран не ощущал, насколько потяжелел ящик (что и неплохо – переноси его вручную, у грузчиков зародились бы резонные вопросы). Но само путешествие не доставляло никакого удовольствия. Желудок подкатывал к горлу. Он-то сдерживался, но вот Алиса… Судорожно ойкнув, она произвела серию сдавленных звуков, стала тяжело дышать. Умница – подавила рвоту…

Падение было еще приятнее. Шкаф резко подался вниз и только у самой земли затормозил, опустившись на ровную поверхность без потрясений. Автоматом отцепив крючья, кран взмыл вверх. Несколько минут они приходили в себя, вслушивались. Различался отдаленный монотонный гул – не поймешь, где. Гораздо ближе, но, к счастью, не под боком, периодически потрескивало – работал сварочный аппарат. Вскоре трещание затихло. Остался монотонный гул.

– Что-то мне подсказывает, что пришла пора кричать «полундра», – вслух рассудил Туманов.

Алиса нагнулась и провернула нижний штырь. Он отомкнул верхний, дверь открылась, но плохо – сантиметров на пятнадцать. Без мыла не пролезть. Дверь уперлась в аналогичный шкаф. Чертыхаться не имело смысла. Работать надо.

– Давай, девочка, – распорядился он. – Ты худая, пролезешь. Осмотрись внимательно, а потом попробуй вон тот сервант отодвинуть. Я тебе помогу…

Он видел, как Алиса побледнела, прижала к груди ручонки.

– Прорвемся, – пообещал Туманов. – Лезь и думай о том, что всё будет хорошо, и все мы поженимся…

Она и вправду втрескалась в него по уши. Выслушав последние слова, набралась решимости, втиснулась в щель. Минутку где-то бродила и вернулась – подозрительно возбужденная.

– Там сварочные аппараты, баллоны, железки… – зашептала девочка с придыханием, – а подальше – цемент, там стену штукатурят, и человек сидит, спиной, словно молится… Тырмандыр какой-то…

– Один?

– Один, один… Но там еще машина стоит, и белый свет виден… Машина, по-моему, «уазик», у нее верх брезентовый…

Вот это да. Туманов почувствовал жар: тоже возбудился. Шутка ли сказать – белый свет виден. И машина…

– Давай, девочка, работай. Попробуем шкаф отодвинуть.

Не надорваться бы… Он уперся спиной в панель, а ногой в низ створки, помогая Алисе, тянущей на себя соседний шкаф. Тяжел, зар-р-аза… Шкаф отодвинулся сантиметров на шесть, а за ним и дверца. Он должен пролезть. Он должен сплющиться, а пролезть. Негуманно мучить ребенка, смахивает на эксплуатацию детского труда… Туманов сосредоточился, напрягся… и протиснулся. Оказавшись на воле, недоуменно глянул на узкую щель и философски рассудил, что неисповедима даль господня…

Помещение вроде большой пещеры. Длинное – свет далеко в конце. Шевелились человеческие тела, просматривались сосны. Готовое к отгрузке оборудование, горы песка, баки с цементом. У левой стены мастерили пристройку: поддоны с кирпичами, рубероид в рулонах, корыто для смешивания раствора. Спиной к ним понуро сидел человек и вроде курил. Или молился. Позади него «уазик» с вмятиной на крыле. У стены развернутый на сто восемьдесят градусов – крутой джип с задранным капотом. Там же недоваренная решетка, баллоны с ацетиленом, лежащие на тележках. Действительно, кто-то занимался газовой сваркой.

За спиной у человека испачканная кельма, два полутёрка – для придания строительству нарядного вида. Чем не оружие победившего класса?.. Туманов подкрался на цыпочках, положил автомат на песок, полутерки – в руки… До чего оригинально! И ударил по ушам – как в литавры, со всего маха!

Это надо было видеть! Оглушенный и шокированный человек подпрыгнул. Развернулся, всплеснул руками и, сведя глаза в кучку, рухнул лицом в песок.

– Кру-у-уто… – восхищенно прошептала Алиса.

Дальше было еще круче. Что-то жирное, небритое, не по весу быстроногое вылетело из-за задранного капота и набросилось на Туманова. Задавив массой, повалив на землю, стало душить. Он такого не ожидал. Какой-то хряк в промасленном комбинезоне, драться явно не умеет, но ему и не нужно, у него аргумент особый – сила… Злые глаза нависли над добрыми. Туманов рубанул огрубевшими ладонями по почкам – куда там! – слой жира торпедой не пробьешь. А дышать уже нечем. Он вцепился в толстые пальцы, стал разжимать. Напрягся – на пределе… И вроде получилось; нападавший запыхтел, но тоже собрал силы – взревел бульдозером, впился мертвой хваткой. Туманов ударил головой – в разинутую пасть. Поздно, жирный трудился на автомате – разбитые в кровь губы уже не влияли на работу рук. Уши оторвать? – да он и не почувствует… В глазах поплыли круги… И вдруг жирный застонал, заскрипел губами, оторвал от Туманова пальцы, начал приподниматься. Но не тут-то было: с массой жира не попрыгаешь. Он рухнул обратно. Сунул руку за спину и с протяжным воем принялся долбить себя по спине – как бы отгоняя впившегося слепня. Круги продолжали плясать, но обстановка менялась. Почуяв слабинку, Туманов ладонью отпихнул от себя небритую физиономию, а когда она, как гуттаперчевая, вернулась обратно, врезал в висок костяшкой. Еще раз, третий, четвертый… достаточно. Поднатужился, выбрался из-под рыхлой массы, издающей нечленораздельное урчание.

Над душой стояла амазонка с газовой сваркой…

Он не поверил своим глазам. Алиса исхитрилась, подтащила к месту неравного боя тележку с ацетиленовым баллоном, подожгла горелку и просверлила в спине жирного горячую дыру.

– Дети – наше главное оружие, – зачем-то брякнул он.

– Туманов, ты тормозишь, – ершисто заметила Алиса. – Давно пора встать и начать что-то делать. Мы побежим, нет?

Он потер зудящую шею. Дыхание медленно возвращалось.

– Ты умеешь пользоваться сваркой? – прошептал Туманов, не узнавая своего голоса.

– Подумаешь, наука… У нас в подъезде варили перила, чего тут сложного? Открыл кранчик, поднес спичку… А спички рядом лежали.

Из горелки продолжало с шипением вырываться синее пламя.

– У тебя хобби есть, Туманов?

– Нет… – пробормотал он, поднимаясь на колени. – Как пить бросил, так кончилось мое хобби…

– А у меня есть – спички жечь. Повсюду. Обожаю. Слушай, Туманов, может, мне тебе ручку подать?

Впоследствии он часто недоумевал: она бы без него не выжила, это железно, но и он бы что делал без нее? Сам порой сдавал, уже чувствовал – нервы шалят, внимание рассеивается. То вдруг совершал такую нелепость, что сам хватался за голову и констатировал, что дурак – это не временное затруднение, а твердая судьба – вроде праздника, что всегда с тобой. Алиса возвращала его к норме. Они стали единым агрегатом, состоящим из взаимоисключающих компонентов, которые не могли работать вместе, но они работали и добивались результатов порой ошеломляющих…