– Потом может не быть, – с этими словами Петя начал расстегивать ремень брюк. – Мы оба можем умереть.

Ксения почувствовала страх. Место, в котором они находились, меньше всего подходило для первой близости. Сырой каменный мешок. Холодный пол. Мерзко и ни капли не романтично. Она решительно заправила майку в брюки, сделала шаг в сторону.

– Нет. Не здесь, не сейчас, – тихо, но твердо произнесла девушка. – Пойми, мы не можем вот так, сразу…

– Эх ты, дуреха. Не будет никакого «потом», – буркнул в ответ парень. Он развернулся и ушел, хлопнув за собой дверью.

Ксения устало рухнула на табуретку.

Она понимала Петю, отлично отдавала себе отчет в том, что двигало им. Как все молодые люди его возраста, он был горяч и нетерпелив, хотел секса сразу, немедленно. Местные девушки с радостью согласились бы на все без лишних колебаний. Но Ксюша Маркова родилась в общине Оккервиль, там царили другие нравы. Красавицу воспитывали в строгости, учили ценить себя и свое тело.

Но в главном парень был прав. В мире, в котором они жили, слово «потом» часто превращалось в «никогда».

– Как говорят старики, времена не выбирают, в них живут и умирают… – проворчала Ксения и ушла в комнату к полковнику и Роману Анатольевичу.

В третий раз на разведку отправили Ксению Маркову. Это произошло на третий день после переворота. В целях маскировки она закуталась в плащ и намотала на шею шарф. Теперь она выглядела совершенно неприметной. Даже если бы люди Вилкова заглянули в церковь, они бы вряд ли что-то заподозрили. Под одеждой девушка прятала пистолет «Пернач», но и председатель, и полковник надеялись, что пользоваться им ей не придется. Оружием разведчицу обеспечили на самый крайний случай.

Шагая по темному, сырому туннелю, Ксюша ужасно нервничала. Она вздрагивала от каждого звука и не убирала палец со спускового крючка пистолета. Потом девушка долго шарила по стене, пытаясь в тусклом свете фонарика найти ту самую панель, которая открывала потайной вход. Но, наконец, проход в стене бесшумно открылся, и Ксюша оказалась за алтарем. Следуя инструкциям Звягинцева, Маркова закрыла за собой секретную дверь. Вдруг именно в это время церковь решат обшарить?

«Надеюсь, я смогу найти путь назад», – она покосилась на кладку стены. Нужная панель внешне никак не выделялась.

Девушка подошла к фанерной стенке алтаря и осторожно выглянула в щелку. Священник стоял посреди церкви, воздев руки к потолку, и произносил одно за другим имена. Судя по всему, он служил молебен о здравии жителей бункера.

– Михаила… Ольги… Димитрия… Фотинии… – услышала Маркова.

«Это он семью Самохваловых поминает, – догадалась девушка. – Но почему Фотиния? Ее ж вроде Светкой зовут…»

Потом Ксюша вспомнила, что отец Иоанн всех Свет называл именно так. Видимо, употреблял церковное имя.

Разведчица дождалась, когда священник закончит молебен, и осторожно приоткрыла дверцу алтаря.

– Отец Иоанн, это я, – прошептала она.

Тот в первый момент вздрогнул, потом мягко улыбнулся и поманил Ксюшу к себе.

– А, сестренка. Подходи, садись, – заговорил он так громко, что Маркова в первый момент испугалась.

– Тш-ш! Вы что?! – зашипела девушка. – Они могут услышать…

– Так надежнее, – отвечал отец Иоанн громким шепотом. – Меньше будет подозрений.

С этим Ксюша вынуждена была согласиться. Оставалось решить, как узнать у их единственного осведомителя новости бункера, не выдав себя. Пока ответа на этот вопрос у Марковой не было, поэтому она несмело присела на скамейку, продолжая держать «Пернач» наготове, и пристально взглянула в глаза отцу Иоанну.

– Что у тебя на душе? – Священник говорил участливо, с теплотой, но во всей его позе читалось предельное напряжение.

– Плохо, – другой ответ Ксюше просто не пришел в голову. Никогда еще она не волновалась так, как сейчас.

– Понимаю, понимаю, – заговорил в ответ отец Иоанн. – Я тоже угнетен. Мы угнетены, – эта оговорка дала девушке понять, что сейчас речь пойдет обо всей общине. Разведчица вся обратилась в слух.

– Идет очищение, – продолжал вещать священник вроде бы невпопад, но Ксения слово в слово запоминала все, что он говорил, чтобы передать Звягинцеву в точности.

– Все лишнее удалено, а все, кто остались, трепещут перед лицом неизбежного, – тихий голос отца Иоанна в полной тишине звучал гулко и страшно, словно звон набатного колокола.

Не требовалось сильно напрягать мозги, чтобы понять: в общине введен режим жесточайшего террора.

– Все это – начало болезней, как говорил Христос, – добавил священник, печально опустив голову. – Но это еще не конец.

Маркова сидела, не смея шелохнуться. В ее голове снова и снова звучали страшные слова: «идет очищение». Кого новая власть приговорила к смерти? Кончились ли казни и расправы или ужас только начинается? Вопросы рождались один за другим, но задать их девушка не решилась. За дверью как раз послышались шаги. Все, что она успела сказать, это:

– Держитесь. Мы придем. Скоро.

В этот момент дверь открылась, на пороге возник мужской силуэт. Ксения едва не выхватила из-под плаща пистолет. С огромным трудом ей удалось сохранить самообладание. Пока она выглядела, как обычная прихожанка церкви. Достанет оружие – и тогда точно все, выдаст себя с головой.

Посетителем оказался Дима Самохвалов, поваренок. Он вошел, прихрамывая и опираясь на костыль. На Ксюшу, лицо которой почти целиком скрывал шарф, Дима взглянул мельком и сразу потерял к девушке интерес.

– Отец Иоанн, можно задать вам пару вопросов? – обратился парень к священнику.

На лице батюшки отразилась внутренняя борьба. Ему явно не хотелось вступать в беседу с посетителем сейчас, когда рядом сидела Маркова. Но отец Иоанн сумел перебороть себя, произнес с отеческой заботой:

– Что привело тебя сюда, сын мой?

– Батюшка, что же это делается?! – заговорил Дима, едва сдерживая слезы. – Это «Очищение» проклятое… Сорок человек на мороз выгнали. Лишними назвали. Балластом! Как Господь терпит все это? Как допускает?!

Теперь Ксении не нужно было больше ни о чем спрашивать священника. Самохвалов рассказал все. То, что творилось в общине, превзошло самые мрачные сценарии, которые рисовали полковник и председатель. Новая власть в лучших традициях тоталитарных режимов занялась чисткой населения, уничтожая тех, кого считала нужным. Вилков не просто захватил власть в общине, он взял на себя роль судьи и палача.

– Тихо, сын мой, тихо. Они могут слышать нас, – зашипел отец Иоанн.

– Я думал, что вы – другой, а вы – трус! – Дима в ярости стукнул костылем. – Шестерок Вилкова боитесь? А бога вы не боитесь?

– Боюсь, сын мой. – Батюшка взял парня за руку и попытался успокоить. – Что делать, по грехам нашим попущено нам это наказание. Нужно терпеть, молчать и смиряться…