– И когда вы с Мишкой?.. – Юля отпила чаю.

– Три года назад. Мой ублюдок продолжал изменять. – Инна подмигнула. – А сейчас спивается потихоньку.

– И как ты решилась рожать?

– Да так и решилась. Здоровье у меня крепкое, несмотря на возраст.

– А Лиза где?

– В Барнауле. Учится.

– Та-а-ак…

Юля огляделась. Обстановка не радовала. Дом был довольно большой, но пустоватый, почти без мебели, и в порядок его, судя по всему, Инна не приводила. Несмотря на тусклый свет одной-единственной лампы под потолком, Юля заметила на полу, особенно в углах – слой пыли. Печную плитку давно не мыли, светло-зеленые занавески, похоже, не стирали. Под потолком кое-где виднелась паутина.

– Не надо презрительно озираться! – рявкнула Инна. – Я почти всю мебель продала, когда Мишку посадили. Если ты теперь живешь в хоромах, это не значит, что можно смотреть свысока. Мой муж в тюрьме по твоей вине.

– Я не смотрю свысока! Мне очень жаль. И я извиняюсь постоянно. При каждой возможности. Но давай, раз уж зашел разговор, не будем о том, кто, что и по чьей вине! – Юля резко опустила кружку на стол, чуть не расплескала чай.

– Не ори, у меня дети спят! – зашипела Инна. – И на что ты намекаешь?

– На то, что ты прекрасно помнишь, при каких обстоятельствах мой сын ушел из дома! Тварь!

– Шлюха!

– Сука!

Юля выплеснула горячий чай Инне в лицо. Та вскрикнула. В соседней комнате заплакал ребенок.

– Молодец! – Инна схватила полотенце и пошла к детям, а Юля сразу почувствовала себя вино- ватой.

Она встала и открыла дверь в соседнюю комнату.

Инна держала на руках карапуза в яично-желтой распашонке. У него были ярко-красные аллергичные щеки и большие карие глаза. Увидев Юлю, он сразу заулыбался и потянул к ней пухленькие ручки.

– Сколько ему уже? – спросила Юля, улыбаясь ребенку.

– Почти год.

– А как зовут?

– Матвей. Да, Матвей? А как твоего братика зовут? Ми-и-иша – как папу, да?

Юля заглянула в деревянную кроватку и увидела близнеца, который лежал тихо-тихо и смотрел на свою маму и на незнакомую тетю.

– Один спокойный, а второй все время орет. А еще говорят – близнецы! – сказала Инна.

– Они так быстро растут. Оглянуться не успеешь, как перестанут орать и начнут выпрашивать карманные деньги, – усмехнулась Юля.

– Это точно, – криво улыбнулась Инна.

– Как ты справляешься? – спросила Юля.

– А ты как?

– Молюсь… ну… типа… Богу.

– А-а-а… Ты из этих… Я как-то сама справляюсь. Правда, иногда хочется застрелиться. Но это только иногда. В основном из-за нищеты. Я эту нищету уже просто не выношу, она меня за глотку держит всю жизнь. Конечно, здесь все так. Ни у кого ни копейки, и попросить не у кого. С деньгами все было бы по-другому. Но я же ничего не умею. Всю жизнь с мужиками. Без мужика не могу. Никогда одна не была. С четырнадцати лет. А теперь вот осталась…

– Это скоро закончится! Решение могут изменить.

Инна села на стул и вдруг зарыдала.

– Кто его знает, что в этой тюрьме может случиться! Я каждый день боюсь, что он умрет! Что его убьют! Изобьют! Покалечат! Ты представляешь себе, что такое тюрьма?

Юля хотела сесть на стул напротив, но Инна закричала, что у него ножка вот-вот отвалится.

– Вон, даже стульев нормальных нет! – Инна зарыдала пуще прежнего. – Ничего нормального нет в этой жизни! Стараешься-стараешься, строишь, любишь, заботишься, а тебе плюют в лицо, пытаешься дружить, ищешь понимания, делишься сокровенным, а тебя обвиняют в том, что ты мрачная, а теперь меня вообще все вокруг сторонятся, никто не подойдет, не спросит, как дела. У меня ни одной подруги нет! Вообще нет друзей! Никто не поможет. Денег нет, мужа нет, двое маленьких детей на руках, какой из меня друг? Никому к черту не нужен такой друг. Всем нужны состоятельные, приличные, оптимистичные. Всем надо, чтобы все было красиво! А если некрасиво, то на помойку тебя! А ты еще приезжаешь и… обвиняешь! – Инна вдруг перестала орать и стала говорить тихо. – Ты знаешь, как Лиза переживала, когда твой сын пропал? Она ночами не спала, заработала себе невроз, головные боли, чуть не погубила всю жизнь. Говорила, что это она надоумила Артема уйти в лес, как бы в поход или… не знаю. И винила себя, меня винила, у нас жутко испортились отношения, она со мной под одной крышей находиться не могла. Вот тогда-то и отец ее стал уставать от меня, от наших бесконечных криков с Лизой. Как-то раз я не выдержала и влепила ей хорошую такую пощечину, и она сбежала из дома. Мы ее быстро нашли, но я чуть не рехнулась. Так что я хлебнула, не смей меня упрекать, я никогда не желала твоему сыну такого… У тебя хоть что-то в жизни получилось! Конечно, сравнивать нельзя, ты потеряла сына, но у тебя хоть работа, хоть мужик, хоть деньги, друзья, это уже много! А у меня теперь только дети. И я никогда не выберусь из этой поганой дыры!

Пока Инна болтала, Юля аккуратно взяла у нее ребенка и стала качать, приговаривая: «Мама расстроилась, но скоро все будет хорошо. Мама просто поплачет, и все будет нормально. Мамы тоже иногда хнычут».

– Отдай мне ребенка, сучка. – Инна громко высморкалась.

– Ладно, – Юля протянула ребенка, – сопли подбери, мамаша.

* * *

Вечером Юля не удержалась и отправилась к хижине шамана. По старому маршруту. Как несколько лет назад. Под ногами ломались веточки, хрустели шишки, скользили листья. На месте хижины ничего не было. Ровный квадрат земли и камни. Юля подняла с земли один камешек, покрутила, подбросила в воздух, не поймала. Камешек ударился о другие камни. И снова сделалось тихо. Юля постояла на месте, а затем стала медленно спускаться вниз по холму – с противоположной стороны от дома Инны. Здесь лесная тропинка постепенно расширялась, переходила в дорогу из плотно утрамбованного песка. Дорога вела к больнице, которую перекрасили, и теперь она выглядела намного приличнее, чем раньше – светло-серая, с темно-серой черепичной крышей и белыми ставнями. Юля шагала медленно, вслушивалась в собственные шаги. Солнце еле проклевывалось сквозь облака, и начинал накрапывать дождь. Когда Юля поравнялась с больницей, дождь усилился, но спрятаться было негде. Юля помнила, что за больницей есть крыльцо с навесом, что-то вроде служебного входа. Она обогнула домик, вжав голову в плечи, – холодные капли здорово хлестали по лицу. Крыльца не было. Видимо, когда больницу перекрашивали, ее еще и перестроили. Юля снова обошла здание и дернула дверь – заперто. И вывески никакой нет. Даже не написано, что это больница. Юля вдруг засомневалась, что пришла именно к больнице, потому что здание вблизи сильно отличалось от того, старого, которое она помнила. Она заволновалась, пожалела, что не пошла домой старой дорогой. Мимо проехала машина. Юля махнула рукой, но машина не остановилась. Юля посмотрела в обе стороны – машин не было, через дорогу от больницы бурлила серебристая река. Теперь, чтобы попасть домой, надо перейти мост, а на нем ветром сдувает. Юля увидела вдали еще одну машину – белую, похожую на «жигули». Только бы остановилась. Юля подняла обе руки и стала интенсивно махать водителю. Машина остановилась.