узорной накладкой (русская работа?). В XI в. в южнорусских городах бытуют однолезвийные узкие мечи, смонтированные в одной мастерской (Гочево и Княжья Гора). Возможно, что появление этих мечей стоит в связи с временным упадком торговли Киева с Северной Европой в середине XI в., поставившим русских оружейников в необходимость перейти к самостоятельной выработке мечей, причем за образец были взяты не франкские клинки, а более приспособленные для легкой конницы восточные однолезвийные мечи.

Наличие ремесленников-оружейников в составе русских горожан IX–X вв. подтверждается археологическим материалом.

В одном из шестовицких курганов X в. раскопками И. Смоличева было обнаружено погребение мастера-оружейника. Инвентарь погребения состоял из следующих предметов: наковальни пирамидальной формы (высота 8 см), клещей малых размеров, молотка малого, точильного бруска, коленчатого железного стержня, тесла и деревянного ведра[506].

Кузнечные инструменты очень небольших размеров и пригодны только для тонких и деликатных работ. Назначение коленчатого железного стержня неизвестно. Наличие тесла говорит о том, что мастеру-кузнецу приходилось иметь дело с обработкой дерева (для рукоятей?).

Для изучения социального положения ремесленников представляет интерес захоронение мастера на дружинном кладбище на равных правах с воинами.

Просмотр материалов Гнездовского могильника позволил выделить еще одно погребение мастера-оружейника, вкрапленное в группу дружинных курганов.

Курган № 50 (39) был раскопан С.И. Сергеевым в 1899 году[507]. Курган средних размеров содержал остатки трупосожжения. На огнище, помимо бытовых предметов (два горшка, топорик с массивным обухом, пряжка, гирька медная и два шипа с обоймой), находились еще вещи, которые свидетельствуют о ремесленной деятельности их владельца: зубильце малое квадратного сечения (длина рабочего края — 8 мм); зубильце малое пирамидальной формы с сильно расплющенной верхней плоскостью; два точильных бруска, три куска кремня для кресала, железная обойма неизвестного назначения, железное шило четырехгранное, выкованное из одного куска с прочной железной рукоятью; связка маленьких железных колец[508].

На первый взгляд это погребение не отличается от средних городских погребений Смоленска. Наличие боевого топора и медной весовой гирьки может даже говорить о дружинном характере его. Оба зубила очень миниатюрны и могли применяться только для какой-то мелкой работы. Одно из них было предназначено для отсекания, а другое — для пробивания очень мелких отверстий. Железное шило необычно из-за своей железной рукояти; для обычной работы по прокалыванию отверстий в коже применялись шилья с деревянными рукоятями. Возможно, что данное шило как-то связано с маленьким зубилом и предназначалось для прочистки пробиваемых им отверстий. Расшифровать назначение этого своеобразного набора инструментов помогает связка кованых железных колечек, продетых одно в другое, но не закрепленных и свободно вынимающихся. По своему размеру они близки к кольцам железных кольчуг, столь частых в русских дружинных курганах с IX в.

Средняя часть колец имеет округлое поперечное сечение, а концы их откованы на четыре грани. Каждое кольцо несколько разогнуто в сторону таким образом, что плоскость одного конца находится под прямым углом к другому. В случае надобности такой разворот допускал обработку каждого конца колечка. Думаю, что мастер, погребенный в кургане № 50, занимался изготовлением кольчуг. Обряд трупосожжения оставил нам, вероятно, не весь инструментарий. Так, недостает наковаленки, молотка и пинцета, но они могли быть и не положены в могилу. Техника изготовления кольчуг такова (рис. 46): выковывалась железная проволока, от которой отсекались куски около 3 см длины.

Рис. 46. Схема изготовления кольчуг.

Половина заготовленного количества наглухо сваривалась в сплошные кольца. Вторая половина колец подвергалась дальнейшей обработке: концы отрезков несколько расплющивались и в каждом из них пробивалось маленькое отверстие; затем заготавливались миниатюрные заклепки (около 2 мм) — После этого начиналось сцепление колец. Каждое разомкнутое кольцо продевалось в четыре сплошных, концы его сводились, в отверстие вставлялась заклепочка и вхолодную расклепывалась молотком, соединяя пять колец. Иногда, для большей плотности кольчуги, кольца несколько изгибались, благодаря чему они теснее соприкасались друг с другом. Изготовление кольчуг было очень медленным и трудоемкими делом, надолго отрывавшим мастера. Кольчужные бармицы шлемов оторачивались по краю медными кольцами, склепывание которых было более простым делом, чем склепывание железных колец.

Клиновидное зубильце гнездовского кургана могло служить для отрубания кусочков проволоки, а гвоздеобразное зубильце с острым концом — для пробивания отверстий в концах колечек. Железное шило служило, очевидно, для прочистки и выравнивания отверстий. Связка заготовленных колец была одинаково готова и к сварке, и к склепыванию. Погребение гнездовского кольчужного мастера X в. проливает некоторый свет на вопрос о происхождении кольчуг. Западная Европа не знала кольчуг вплоть до крестовых походов, когда арабы показали рыцарям преимущества легкого и эластичного доспеха. Варяжские отряды применяли кожаные доспехи с нашивками на них и также не были знакомы с кольчугами, так что в этом вопросе норманисты не могли приписать ознакомление славян с кольчугами варягам. Известные в южнорусских степях еще в сарматское время кольчуги были надолго забыты и появляются вновь лишь в VII–VIII вв. вместе с иранской формой шлема, иранскими стременами и «постсасанидским» стилем в прикладном искусстве.

Древнейшей датированной кольчугой этого периода, найденной с монетами VIII в., является кольчуга из погребения на р. Осколе[509].

В русских курганах IX–X вв. кольчуги встречаются в Киеве, Чернигове, Смоленске, Приладожье и ряде других мест. Кольчуга становится обязательной принадлежностью русского доспеха, оказывая влияние на тактику войска, позволяя выделять отряды легкой конницы, обязательные при столкновениях с подвижной кавалерией печенегов и половцев. В этом отношении древняя Русь на два столетия обогнала Западную Европу. Древнее название кольчуги — броня — часто встречается на страницах летописи.

По вопросу о происхождении русских кольчуг всегда высказывалось мнение о получении их или от кочевников, или из стран Востока. Между тем, арабские авторы, говоря о славянах, отмечают у них наличие кольчуг, но не упоминают о ввозе их извне, что они не преминули бы сделать, если бы кольчуги ввозились из Халифата.

Одиноко стоял летописный рассказ о примирении воеводы Претича с печенежским ханом. «И въдаст печенежский князь Претичу конь, саблю, стрелы, он же дасть ему броне, щит, меч». Здесь броня-кольчуга фигурирует в качестве русского дара степняку, а не наоборот, как следовало бы ожидать, если допустить, что Русь получала кольчуги от своих кочевых соседей. Смоленский бронник из раскопок Сергеева очень хорошо объясняет нам, почему именно русский воевода дарил кольчугу печенежину. Обилие же кольчуг в дружинных курганах свидетельствует о том, что этот бронник был не одинок и что в других русских городах усиленно работали кольчужные мастера.

Судьбу кольчуг в археологической литературе разделяли и шлемы, также объявленные кочевническими (варяжские шлемы слишком резко отличались своей конической формой)[510].

Подмеченное еще Д.Я. Самоквасовым сходство